Толкачёв  Юрий Павлович

ДОРОГОЙ ЖИЗНИ

(сборник стихов)

 

 

Содержание

 

Ракетная молодость

Следы времени

В каждой шутке есть доля…

Песни

Несколько не новых стихотворений

 

 


 

РАКЕТНАЯ МОЛОДОСТЬ

 

 

Письмо из Кап. Яра Ю.В. Смирнову,

уехавшему в отпуск в Кронштадт.

 

Здорово, друг, Смирнов-Кронштадтский!

Ты там костюмчик носишь штатский,

А здесь - ужасная жара!

Настала трудная пора.

 

И вот мы, обливаясь потом

И утирая пыль с лица,

Горя под солнцем на работах,

Тебя мы просим, подлеца:

 

Влезь на минутку в нашу шкуру,

Хотя бы мысленно пока,

И ты поймёшь, наверняка,

Проделав эту процедуру,

 

Хоть ты и очень далеко,

Что жить нам стало нелегко.

А потому к тебе взываем

(и тут же деньги высылаем).

 

Купи на них нам “разгильдяйки”*

Со всем к ним прочим барахлом.

Три штуки надо нашей шайке,

Размеры тоже тебе шлём:

 

Две штуки нам второго роста,

А третью - третьего бери.

С воротниками очень просто -

Сороковые нам все три.

 

Ещё хотим сказать мы вот что:

Приезд твой ждать нам здесь невмочь,

И, чтоб быстрее нам помочь,

Немедля шли товар по почте.

 

На этом мы письмо кончаем,

За ним и деньги отправляем,

Всего три сотни - не вагон,

И пожеланий миллион.

 

Ты отпуск проводи со вкусом,

Не напивайся, будь здоров,

С приветом остаёмся

Гусев, Герасимов и Толкачёв.

 

*только что введённые в форму лёгкие военные рубашки.

 

 

 

 

 

 

***

 

Лес, березки - такое родное.

Как же вас разлучили со мною,

Как я смог прожить эти годы

Без родной российской природы.

 

Кто поймет, что большое горе

Жить без елей в снежном уборе,

Кто поймет, как мне трудно выстоять

Без травы и без прелых листьев.

 

Без их запаха в темной чаще

Я тоскую все чаще и чаще.

По ночам мне ромашки снятся -

Как же с ними навек расстаться!

 

Ну, а степь, с весны побуревшая,

От нещадного солнца сгоревшая -

Нужно, видно, быть твоим сыном,

Чтоб любить твой запах полынный.

 

Ты широкая, ты безмерная,

Только я однолюб, наверное.

В сердце край родной берегу,

А тебя полюбить не могу.

 

 Письмо из Кап. Яра

(ответ Краскиным в Тюра-Там)

 

 

Здорово, Краскины! Привет!

Письмо мы ваше обсудили

И рады, что за столько лет

Вы пыл души не остудили.

 

Чтоб не ударить в грязь лицом

(ведь бережём мы честь мундира)

И мы вам о себе споём

На ржавых струнах пыльной лиры.

 

Мы тоже любим вспоминать

Те, всем нам памятные годы,

Когда пришлось нам променять

Студенческой поры свободу

 

На “Слушаюсь!”, на сапоги,

Ремни, какие только можно,

На “Здравия желаю!” и

На Асидола запах тошный.

 

Но тщетен труд был интендантский

И командиров всех мастей -

Мы были в шкуре лейтенантской

Студенты до мозга костей.

 

Мы вместе жили здесь в глуши,

Свои порядки насаждали,

А в самой глубине души,

Пожалуй, все чего-то ждали.

 

Но пронеслись за годом год,

Как путевые перегоны,

И звёзд весёлый хоровод

Усеял блеклые погоны,

На них по-прежнему просвет,

А в жизни, что-то нет и нет…

 

  

 

Песня, сочинённая во сне.

 

 

Снег лежит в далеких городах,

А у нас опять песок, да ветер,

Но не променяем никогда

Город свой мы ни на что на свете.

 

Здесь людей, не кончивших войну,

Валит с ног не от вина и водки.

В клочья рвут степную тишину

Небывалых двигателей глотки.

 

На карте его не найти -

Не любит мой город рекламы,

Но в космос далекий пути

Через эту степь проходят прямо.

 

  

 

На полигоне

 

 

Так уж в жизни у нас получилось -

Чуть успев инженерами стать,

Мы и сами всему учились

И учили ракеты летать.

 

Мы копались в их круглых тушах,

Муравьями ползли по ним,

Мы свои в них вложили души,

Чтоб живыми стали они.

 

И они нам были как дети:

Кто здоров, а кто не совсем,

Кто капризен, кто неприметен,

Но родные, любимые - все!

 

Сколько дней и ночей бессонных

Проводили с ними порой,

Но “детей” своих многотонных

Мы сумели поставить в строй.

 

И когда с громовым раскатом

Уходила ракета ввысь,

Мы её провожали взглядом,

Как ребёнка в большую жизнь.

 

Вот и всё. Она улетела.

И, забыв другие дела,

Мы стояли осиротело

Возле стартового стола.

 

Единичка. Двойка. Пятёрка*

С той поры и навеки для нас -

Не отметок школьных подборка

А тех первых ракет имена.

 

*Так ракетчики называли первые советские
стратегические ракеты Р-1, Р-2, Р-5

 

  

 Ракетная молодость

 

 

 

Событий, дат перемолотость,

Года бегут торопливые,

В Кап. Яре осталась молодость

И трудная, и счастливая.

 

Работа, порой опасная,

Жара, совсем сумасшедшая,

Любви страницы прекрасные,

Друзья, навеки ушедшие.

 

И рёв ракеты стартующей,

Как плата за труд и нервы нам,

И радость в ещё пустующей,

Но НАШЕЙ комнате первой там.

 

Мошка́ облепляла тучами,

Пыль забивала лёгкие,

Но всё же самыми лучшими

Были те годы нелёгкие.

 

Осталась в вечности яркая,

Счастливая, беззаветная

Молодость наша Кап’Ярская,

Молодость наша ракетная.

 

  

 

 13 Мая*

 

 

День победы отгремел салютом,

Отзвенел военными медалями,

Но сегодня снова почему-то

Ветеранов встречу увидали мы.

 

У Большого, на аллеях сквера,

Где цветами яблони увенчаны,

Обнимаются седые офицеры,

И то плачут, то смеются женщины.

 

Люди здесь особенной породы,

Не грозит их дружбе увядание.

К ним сюда, презрев закон природы,

Молодость пришла их на свидание.

 

И звенит весна над стариканами,

И пылают щеки кумачово,

И зашевелились тараканами

Рифмы в голове у Толкачёва.

 

*день встречи ветеранов Кап. Яра
в сквере у Большого театра.

 

  

 

 Спецнабор

 

Миновало полвека с тех пор,

Как студентам надели погоны –

Легендарный теперь Спецнабор,

В прошлом – цвет и краса полигонов.

 

Так случилось, что в дни, когда нас

Собирать в Академии стали,

Умирал подписавший Указ,

Наши судьбы решивший, Сталин.

 

Этот день прогремел как гром,

И впервые мы долг солдата

Выполняли в дни похорон

В оцепленьи в зелёных бушлатах.

 

Спецнабор. Крутой поворот.

Ведь не к этому мы стремились,

Не для службы за годом год

В институтах своих учились.

 

Нам пришлось проститься с мечтой

Новой жизни почти на пороге.

Все желания наши – ничто,

Ждали нас иные дороги.

 

Но мы были дети войны,

Мы росли под гром канонады,

Как все люди нашей страны

С детства знали мы слово: Надо!

 

И, не сетуя на судьбу,

В дни холодной войны расцвета

Спецнабор включился в борьбу,

Посвятив свою жизнь ракетам.

 

Лейтенанты памятных лет,

Лучших ВУЗов страны питомцы

Отработке первых ракет

Отдавали себя «до донца».

 

И велик был их общий вклад,

Труд, талантливый, инженерный,

В то, что наша страна смогла

Оказаться в космосе первой,

В то, что мы спокойны сейчас

Что бы нам и как ни грозило,

Потому что стоят у нас

На дежурстве грозные силы.

               ~ ~ ~

Миновало полвека с тех пор,

И к концу подходит дорога.

И уходит наш спецнабор,

Нас осталось не так уж много.

 

Спецнабор уходит – пора,

Слишком долго уж мы в походе.

Но не в чёрный безвестности мрак

А в Историю он уходит.

 

2006 г.

  

 

 Ностальгическое

 

 

Остались где-то в давнем мире

Кап. Яр и молодость моя.

Давно живут в моей квартире

Другие люди, а не я.

 

И в зной, и в зимние морозы,

Что так обычны в тех краях,

Спешат поутру к мотовозу

Другие люди, а не я.

 

И на «техничке» дальней где-то

У пультов стендовых стоят,

Готовят новые ракеты

Другие люди, а не я.

 

В степи, на стартовых площадках,

Где напряженье как в боях,

Труд, нервы, риск и неполадки –

Другие люди, а не я.

 

И вслед взмывающей ракете,

В груди восторга не тая,

Там смотрят, радуясь как дети,

Другие люди, а не я.

 

А я давно живу в столице,

В сплошном комфорте городском.

Здесь очень быстро время мчится,

Жить интересно и легко.

 

Дел у меня, занятий – сотни,

Полна, как будто, жизнь моя…

Но испытатели сегодня –

Другие люди, а не я.

 

  

 

 

Мой Кап. Яр

Лишить бы нас печального пристрастья

Вновь приезжать на старые места

К. Симонов

 

 

В этот маленький степной городок

Всех судьба нас поселила тогда.

Не на месяц, или даже годок,

А казалось, что уже навсегда.

 

Был нелёгким и опасным наш труд,

Скудным быт наш незатейливый был,

Да и климат отвратительный тут –

Зной, ветрА, мошкА, безводье и пыль.

 

Но мы были очень молоды все,

И царила в нашей жизни любовь,

Было множество прекрасных друзей,

И знакомым был мне встречный любой

 

Десять лет прожил я здесь, в городке,

А всё кажется, что целую жизнь.

Я уехал и живу вдалеке,

Но живут во мне тех лет миражи.

 

И когда всего два года спустя

Я приехал в городок мой степной,

Там не чувствовал себя как в гостях,

Для меня он был как прежде родной.

 

Чтоб по улице сто метров пройти,

Я затрачивал порой целый час -

Каждый встречный был мне рад на пути,

И расспросы обо всём, и рассказ.

 

И ещё промчалось лет двадцать пять.

И однажды вдруг на несколько дней

Я приехал в городок свой опять,

Но узнать его мне было трудней:

 

Вырос новый и огромный район,

Потянулись ввысь домов этажи,

Незнакомым был совсем уж мне он,

Незнакомым и каким-то чужим.

 

В старой части моего городка

Те же улицы и те же дома,

Но осунулись как будто слегка

На обочине возросших громад.

 

Я по улицам забытым брожу,

Для меня они мертвы без друзей,

Словно где-то я сейчас нахожусь

Средь кладбищенских печальных аллей.

 

Лет прошедших непроглядный туман

Всех, с кем жил я здесь, давно поглотил.

И стоят вдоль старых улиц дома

Обелисками безвестных могил.

  

 

 

СЛЕДЫ ВРЕМЕНИ

 

***

 

Старею я, и силы мои тают,

И нет уж больше прежнего огня,

И пыль волшебной позолоты облетает

С женщин, окружающих меня.

 

 

 

 Из командировки в Афганистан

 

То встречаемся, то прощаемся

И навстречу чужим ветрам

Улетаем и возвращаемся

Из далеких и странных стран.

 

Из долин, где дикие, грязные,

Непонятные люди живут,

Где грохочет война напрасная,

Хорошо возвратиться в Москву.

 

Здесь октябрьское небо с просинью,

Тучи город пока щадят.

Тихо тает золото осени

На бульварах и площадях.

 

По утрам ледяная кашица

После первых холодных ночей.

И война нереальной кажется

Здесь, в нарядной толпе москвичей.

 

Все весёлые, все беспечные,

Я бы тоже таким быть мог,

Но мешает в душе покалеченной

Страшных дней и ночей комок.

 

1984 г. Москва.

 

 

Ищите женщину

 

 

Какой же пол сегодня сильный?

Боюсь, никто не разберет.

Но видно - шагом семимильным

Шагают женщины вперед.

 

Они давно надели брюки,

Чтоб шире шаг, чтоб не упасть,

И забирают в свои руки

В семье и на работе власть.

 

Семейной кассой управляют -

Важнейшая из их побед,

А мужу щедро выделяют

Рубль на дорогу и обед.

 

Тургеневских не стало женщин.

Что женщина - не человек!

И пенелоп, увы, все меньше

В наш ультрадинамичный век.

 

И не духи, и не туманы,

А сигареты едкий дым

В дыхании прекрасной дамы

Теперь награда молодым.

 

А вот уж в прессе раздаются

Взволнованные голоса:

На танцах девушки дерутся,

Дерется девица-краса!

 

Да, женщина теперь сильнее,

Кисейным девам не чета.

А все же жаль, что Дульсинея

Лишь нереальная мечта.

 

Мы слышим - рыцари исчезли!

Цветов не дарят, не встают,

Нахально развалившись в кресле,

Да и пальто не подают.

 

Вины с мужчин не снимешь груза -

Преступники, скажу я вам,

Но…может быть правы французы,

Сказавшие: «Шерше ля фам!»*

 

_____________________________________________________________________

* "Ищите женщину!" (фр.) - утверждение,
что причиной любого преступления
|является женщина.

 

 

 

 

 

Осень

 

Был вчера ещё лес зелёным,

А сегодня, тихо кружась,

Засыпает золото клёнов

Опустевших тропинок вязь.

 

И шуршит, шуршит под ногами,

Всё укрывший толстым ковром

Рыхлых листьев сухой пергамент

Под нагими скелетами крон.

 

В паутине осенней печали

Я бреду сквозь прозрачный лес.

Тихо зябнут без тёплой шали

Лапы веток под стынью небес.

 

Всюду мёртвых деревьев туши

Засыпает жёлтой листвой.

Любопытных вешенок уши

Облепили упавший ствол.

 

И лишь редкая неба просинь

Вдруг мелькнёт сквозь рёбра ветвей.

Это осень. Да, просто осень

И в природе, и в жизни моей.

 

1986 г.

 

  

 

 

 

 

МЭРзкое дело

 

Клеймил чинуш неоднократно,

Прославился как демократ, но,

Пробившись, двинул всех дружков

На злачные места Лужков.

И оказалось - вице-мэр -

Незаурядный лицемер.

 

1991 г. Москва.

 

  

 

 

 Монолог соседа по электричке.

 

Мозги как паралитики

Запутались в политике.

Чего-то ничего я не пойму.

Уже ни с кем не спорю я,

И вся эта  история

Видать уж мне совсем не по уму.

 

То всё: “Спасибо Сталину!”

А то вдруг перестали, ну

Как так, ведь он поил нас и кормил.

У Сталина - репрессии,

У Брежнева - депрессия,

Ну что же там за люди у кормил!

 

Хрущёв с убийством Кирова

Нас очень всех шокировал:

Велел сам Сталин, говорит, убить.

Такой упрёк чекистам и

Всей их борьбе с троцкистами -

Так бдительность мы можем притупить!

 

И что шпион был Берия,

Ну ни за что не верю я.

Кругом ведь заграница и враги.

Страна кишит шпионами,

Он брал их миллионами.

Оговорили - вот он и погиб.

 

Облили всех помоями.

Неправильно по-моему.

Ну да, конечно, жили мы в нужде.

Но мы ведь в окружении,

Почти всю жизнь в сражениях,

За что же можем мы винить вождей!

 

Нет, надо чтить правительство,

А критика - вредительство.

Сам бог тех критиканов наказал.

Вон, Фёдор-то Раскольников

Вступил в ряды покойников,

Как только грубость Сталину сказал.

 

Понятно, что Бухарину

Влепили мы по харе, ну

Шпион, троцкист - чего мог натворить!

А если перегнули тут,

Так не вернёшь ведь пулю-то,

Зачем теперь об этом говорить!

 

Военных уничтожили…

А говорить мы можем ли,

Что этим мы ослабили страну?

Вон, выжил Ворошилов-то,

А что уж совершил он там,

Чем отличился он за всю войну?

 

И вот, врачи-вредители.

Хотите, не хотите ли,

А ясно виден их еврейский лик.

Зря поддались арбитры им,

Они ведь жутко хитрые.

Не докопались, видно, до улик!

 

А что сейчас хорошего?

Богач - а ты не трожь его.

А он себе такой отгрохал дом!

И их таких тут - кучами.

Нет, раньше жили лучше мы,

Все жили одинаково, притом.

 

 

 

Веяние времени

 

Расстраиваться слишком - нет причин,

Но, все же, лучше было бы поменьше

И инфантильно женственных мужчин,

И низкопробно мужественных женщин.

 

 

 

 

***

Жизнь коварна. За победу

Платим дорого в сраженьях,

И, порой, победы эти

нас приводят к пораженьям.

И на улицах московских,

где ревели танки хрипло,

Победили демократы -

демократия погибла.

 

1993 г. Москва.

 

 

 

Попутчик

 

 

Работа - дом. И снова: дом - работа.

Еда, посуда, стирка, магазин.

Всегда спешим, не успеваем что-то

В сплошном водовороте лет и зим.

 

Привычный круг, в котором мы с годами

Замкнулись незаметно, как и все.

Лишь изредка встречаемся с друзьями,

Кино - раз в год, театр забыт совсем.

 

Всё некогда. И устаём мы, вроде.

А дни бегут. А годы всё уходят…

 

Ей в жизни, в общем, повезло, пожалуй.

Хороший муж. Не курит и не пьёт.

Живут нормально. Ссор и споров мало.

И дочь, в девятом, умница растёт.

 

Хорошая работа и зарплата.

Привыкла здесь, работает давно.

Вот только ездить чуть далековато

С тех пор, как перебрались в Строгино.

 

В метро - примерно так же, как и прежде,

Но вот автобус… Да ещё в час пик!

И, чтоб не портить нервы и одежду,

Она пешком ходила, напрямик.

 

Из дома выходила в семь пятнадцать

И к Щукинской шагала не спеша.

Так дольше, но зато не волноваться.

Да и полезно утром подышать.

 

Его она здесь раньше не встречала.

А впрочем, может быть, встречала, но

Среди других людей не замечала -

Ведь сколько их спешит из Строгино!

 

В знакомстве их в тот зимний день колючий,

Что снежной пылью по глазам хлестал,

Сыграли свою роль маэстро случай,

Да лёд на тропке около моста.

 

Когда она неловко поскользнулась

И выронила книги и тетрадь,

А ветер стал страницы рвать, беснуясь,

Он сзади шёл и всё помог собрать.

 

Потом они пошли невольно рядом,

И, просто так, чтоб только не молчать,

Она сказала:

-Расчищать бы надо,

Да дворников вот что-то нет сейчас.

 

Он усмехнулся:

-Ильфа и Петрова

Приходится невольно вспоминать -

За чистоту бороться все готовы.

Бороться! Но, увы, - не подметать.

 

Они поговорили о погоде

В Москве и разных уголках земли,

О странных аномалиях в природе

И незаметно до метро дошли.

 

И здесь расстались. Он пошёл налево,

А ей направо, к Пушкинской. Она,

Разговорившись, даже пожалела,

Что им не по пути. Но пелена

Забот обычных в голову вползала,

Всё тот же вечный неизбежный быт:

“Зайти за хлебом…Масла дома мало…”

И через пять минут он был забыт.

 

Прошло дня три. Однажды, так же утром,

Она опять увидела его.

Как Дед-Мороз - весь в белой снежной пудре,

В большой мохнатой шапке меховой

Он шёл с двумя мужчинами вдоль дома.

Они о чём-то спорили втроём.

Он тоже сразу увидал её,

Кивнул и улыбнулся как знакомой.

 

Ещё дня через два опять у дома

Поутру снова встретились они

И, словно бы давным-давно знакомы,

Сквозь утренние блеклые огни

Пошли вдвоём к метро путём привычным,

Болтая о каких то пустяках:

О холоде в квартире, как обычно,

О магазинах, об очередях.

 

И речь зашла о телепередачах.

Она спросила, а смотрел ли он

Вчерашний телефильм “Злой рок удачи”,

Который был недавно награждён.

-Да, да, смотрел. Фильм средненький, пожалуй.

Да и затянут слишком уж в конце,

Подсократить изрядно не мешало б.

Но несколько есть очень сильных сцен.

 

Вот, например, когда, расставшись с мужем,

Елена словно постарела вдруг

И, не раскрыв зонта, идёт по лужам,

Не замечая ничего вокруг.

Ни звука, только грязная дорога,

Лицо, не то в дожде, не то в слезах.

А кажется - весь мир залит тревогой,

Предчувствием беды в её глазах.

Ещё в метро. Их встреча с Николаем -

Поэма о несбывшихся мечтах.

Судьба обоим счастья не дала им,

И горько знать, что жизнь прошла не так…

 

Она же шла и думала: как странно,

Что чувствует он это. Ведь она

Переживала так же у экрана,

Но вот переживала всё одна.

А муж, который сел смотреть сначала,

Скучал. Смотрел, зевая иногда.

На той, тяжёлой сцене у вокзала

Встал и сказал лениво:

-Ерунда.

 

Она считала, что такие чувства

Мужчинам вероятно не понять,

И мало что из области искусства

Могло бы их действительно пронять.

 

Но вот же, есть! Идёт он рядом с нею

Большой мужчина с тонкою душой.

И чувствует он всё куда сильнее,

И говорит об этом хорошо.

 

И за его неброскими словами

Всё, что так остро чувствует она.

Она сказала:

-Я согласна с Вами,

Но Николай ведь всё таки женат.

 

-Женат, женат и внешне будто счастлив.

Обычная нормальная семья.

Но душу ведь не разорвёшь на части,

Когда свернула жизни колея.

 

Весь день потом (хоть дел-то было море!)

Она, сама не зная почему,

Всё думала об этом разговоре,

Всё возвращалась мыслями к нему.

 

Ещё дней пять, а, может быть неделя -

И снова встреча утром на пути.

Как незаметно время пролетело!

Подольше бы вот так вот с ним идти.

Пожалуй, в первый раз ей так хотелось.

 

Ведь он, такой уверенный на вид,

Вдруг рассказал ей о своей несмелой,

Осмеянной студенческой любви.

И у неё желанье появилось

Вот так же откровенно рассказать

О том, что много лет в душе копилось

И что порой ей не давало спать.

 

Ведь как-то так сложилось постепенно

(Она не знала, что тому виной)

Что личным ей своим и сокровенным

Делиться не с кем было уж давно.

 

А иногда раскрыть нам легче душу

Перед случайно встреченным в толпе

Попутчиком, что нас умеет слушать,

Ну, например, соседом по купе.

 

Ведь он же незнакомый и случайный

Из жизни абсолютно из другой,

И то, что он узнает здесь нечаянно,

Сыграть не может роли никакой.

 

А тут - случайный он и незнакомый,

И ничего о ней не может знать,

Но после встречи он не канул в омут,

А иногда встречается опять.

 

И нет уж первой встречи напряженья,

Боязни что-нибудь сказать не так,

И разговор порою с продолженьем,

И глубже возникающий контакт.

 

Они друг в друге как-то понемногу

Такое понимание нашли,

Что, изредка встречаясь, за дорогу

Никак наговориться не могли.

Им всё хотелось рассказать друг другу,

И каждый знал - другой его поймёт

А анонимность их была порукой

Что откровенность их не подведёт

 

Они друг другу встреч не назначали

И специально не искали встреч,

И друг о друге ничего не знали,

Не заходила как-то даже речь

О семьях, о профессии, работе,

Не знали друг о друге - где живут

И, как ни странно (ведь знакомы, вроде!)

Не знали даже как кого зовут.

 

Но если что-нибудь её вниманье

Вдруг привлекало (всё равно к чему!)

Мелькало сразу в уголке сознанья -

Об этом надо рассказать ему.

И у него, наверно, так бывало -

Когда случалось вместе им идти,

Для разговора тем всегда хватало -

Им не хватало времени в пути.

 

А между тем летели дни, недели,

И вот уж нет красавицы зимы.

Растаяли морозы и метели,

Весенним солнцем небосвод отмыт,

Длиннее стали дни, короче ночи,

В природе стало радостней, светлей.

И на душе светлей. Но, между прочим,

Он что-то перестал встречаться ей.

 

Она, вначале не придав значенья,

Считала - ну, случайность может быть,

Но время шло, и это объясненье

Уж не могло такое объяснить.

 

Она решила всё-таки проверить,

И, выйдя очень рано на балкон,

Стояла пол часа, прижавшись к двери,

И всё смотрела, не пройдёт ли он.

 

Но нет. Прохожих незнакомых лица

Мелькали перед нею без конца.

Поток бескрайний - всё таки столица!

Но не было знакомого лица.

 

Летели дни. У них такое свойство,

У этих наших быстротечных дней.

Какое-то глухое беспокойство

Теперь уж прочно поселилось в ней.

 

Когда же осень тихо и печально

Мазнула листья золотом своим,

Она в дороге встретила случайно

Тех двух мужчин, что шли однажды с ним.

 

Преодолев неловкость (ведь похоже

Мы все в плену условностей живём)

Она решилась подойти к ним всё же

И попытаться разузнать о нём.

 

- Простите, ради бога, есть причина

Задать вопрос вам, может странный, мой -

Не знаете, куда пропал мужчина,

Что с вами иногда ходил зимой?

 

Такой высокий, с серыми глазами

И шрам над бровью словно полукруг.

- А, Миша. Да, ходил, бывало, с нами.

И оба как-то помрачнели вдруг.

 

- А вы-то кто ему?

Ну, что тут скажешь.

А кто она, действительно, ему?

Знакомая? - Не знает имя даже.

Попутчица? Смешно. И не поймут.

 

-  Да так… Его я знаю очень мало.

Случалось вместе иногда идти.

Болтали. Да куда-то вдруг пропал он.

С весны мне не встречался по пути.

 

Не знаете, уехал он куда-то?

- Уехал. Только слишком далеко.

Туда, откуда нет уже возврата.

Он умер.

- Что?? Как умер!! Он такой…

 

Вдруг горло у неё перехватило,

Перед глазами словно пелена.

Такое ощущенье подступило,

Как будто в бездну падает она.

 

Потом она всё плохо понимала:

-…терпел…аппендицит…перитонит…

Лишь молотом в висках её стучало:

- Он умер. Он убит, убит, убит…

 

Работала весь день в сплошном тумане.

Как автомат. Когда домой пришла,

Весь вечер пролежала на диване,

К еде и прикоснуться не смогла.

 

- Ты заболела? - муж спросил с тревогой.

Она не сразу поняла слова.

- Да нет, устала просто я немного,

И очень разболелась голова.

 

Она себя уговорить пыталась,

Уткнув в подушку мокрое лицо:

- Ну, умер человек. Понятно - жалость.

Но кто он для меня, в конце-концов!

 

Случайный собеседник и попутчик.

Не родственник ведь и не близкий друг.

Наверное, не хуже и не лучше

Других мужчин, каких полно вокруг.

 

А сколько их в когтях стального века

Уж умерло. И будет умирать.

Из-за чужого, в общем, человека

Нельзя ж так тяжело переживать.

 

Не помогало. Нет. Не помогало.

Она своей разорванной душой

Теперь уже прекрасно понимала,

Что человек он вовсе не чужой.

 

Что созданные только друг для друга

Они прошли совсем не те пути

И в паутине троп земного круга

Друг-друга раньше не смогли найти.

 

Но наконец-то встретились. При этом

Над ними сразу вспыхнула заря

И ласковым и тёплым солнца светом

Залила все листки календаря.

 

Пусть поздно. Жизнь у каждого сложилась.

И ничего не надо в ней менять.

Но этих встреч дарованная милость

Над ними стала радугой сиять.

 

И вот - конец. Исчезли встречи эти.

Их счастье ею выпито до дна.

И на таком огромном белом свете

Она теперь одна. Совсем одна.

 

И солнце для неё уже не всходит,

И до конца своих унылых дней

Ей жить теперь в искусственной природе

При свете электрических огней.

 

 

 

Встречи с однокурсниками

В морщинах, лысые, седые,

Когда встречаемся, порой,

Мы снова словно молодые,

Как будто снова курс второй,

 

Зачеты, лекции, читалка,

Значок маёвский на груди,

И времени ничуть не жалко -

Вся жизнь, как сказка, впереди!

 

Прошло. Промчалось. Промелькнуло.

Как сон. Как старое кино.

И все, что впереди манило,

Все позади уже давно.

 

Стирает память даты, краски,

Калейдоскоп событий, лиц…

В запутанной и странной сказке

Осталось несколько страниц.

 

Уже холодный ветер свищет,

И мы, у жизни на краю,

Отчаянно друг в друге ищем

Былую молодость свою.

 

 

 

 

 

Время

 

Сначала время медленно тянулось,

Потом оно ускорилось немного,

Быстрей, быстрей - и, наконец, помчалось,

Еще быстрей - и вот уже несется

Стремительным галопом - ну, держись!

 

И годы, словно кадры киноленты,

Где каждый кадр похож на предыдущий,

Но чем-то отличается немного,

И все они мелькают, и, сливаясь,

Какую-то картину образуют

С названием банальным - Наша жизнь.

 

 

 

 

***

Куранты пробили, и, вот,

Пришел еще раз новый год.

Что он несет нам? Как отмерит

Несчастья, счастье, боль, потери?

Что там, в тумане у него?

А, может быть, конец всего?

Но невозможно угадать.

И нужно ли нам это знать?

 

 

 

 

Тост

 

Однажды брел по лесу серый волк.

Смотрел вокруг угрюмо и печально,

И в самой чаще, где и ветер смолк,

Он лешего вдруг повстречал случайно.

 

- Послушай, леший, звери говорят,

Что ты лишь только с виду старец хилый,

Что, будто бы, сам черт тебе, мол, брат,

Владеешь ты большой волшебной силой.

 

А мне помочь ты можешь? Вот скажи,

Я молодой, зубастый, не калека,

Но страшно надоела волчья жизнь!

Хочу я превратиться в человека.

 

Ну помоги ты мне мужчиной стать!

Подумал леший и нахмурил брови:

- Задачка эта очень не проста,

И есть, к тому же, несколько условий.

 

Вот слушай, да смотри не позабудь,

Ты, превратившись, должен оставаться

В лесу до той поры, как где-нибудь

Сумеешь с человеком повстречаться.

 

Когда же повстречаешь ты его,

Узнать ты должен три его желанья

И выполнить их все до одного

Всего за три часа, без опозданья.

 

Ну, что, согласен? Да учти и то,

Что если ты чего-то не сумеешь,

То снова станешь волком. И притом,

Еще и на три года постареешь.

 

Волк согласился. Леший засвистал,

Заухал, плюнул, дунул с дикой силой,

И тут же волк прекрасным парнем стал,

Высоким, стройным, молодым, красивым.

 

…Три дня, уж еле ноги волоча,

Бродил по лесу он, скрипя зубами,

Но наконец-то, все же повстречал

Вблизи опушки женщину с грибами.

 

Она была красивой, молодой,

Нарядной, словно вышла на свиданье,

И засмеялась, услыхав о том,

Что выполнит он три ее желанья.

 

- Мои желанья? Это хорошо.

Но три… Мне и не выдумать так сразу.

Давай-ка, лучше выполни, дружок,

Одно мое желание три раза.

 

Надеюсь, понял?

- Что ж тут не понять,

Ведь не страдаю я пока маразмом!

И начал волк желанья выполнять

Немедля и с большим энтузиазмом.

 

Раз выполнил. Потом, с трудом, второй.

А третий уж не смог, как он ни тщился.

И, к ужасу девицы, наш герой

Конечно тут же в волка превратился.

 

И, озверев от происков судьбы,

Порвал на ней нарядные одежды,

Сломал корзину, растоптал грибы,

Стал снова злым и диким, как и прежде…

 

Я пью за то, чтобы любой из нас,

Живя, борясь, старея вместе с веком,

И в светлый час, и в самый трудный час

Умел бы оставаться человеком!

 

 

 

Уходит наше поколение

 

Уходит наше поколение -

Людей, родившихся в тридцатых.

Вполне нормальное явление,

Наш век кончается, ребята.

 

А жизнь и не заметит - что вы ей!

Она идёт, и нет конца ей.

Планету топчут люди новые,

Её по-своему кромсают.

 

На нас как будто бы похожие,

Потомки наши дорогие,

Но вижу, ясно вижу всё же я:

Они - не мы, они другие.

 

Другая речь, другие мнения,

Другие нравы и одежды,

И музыка, и развлечения,

И даже беды и надежды.

 

Закономерность это, может быть

Цивилизации, судьбы ли,

Наверно мы когда-то тоже ведь

Какими-то “другими” были.

 

Ну, что же, мы прошли дистанцию,

Свой факел пронесли по свету,

И здесь, вблизи конечной станции,

Передадим им эстафету.

 

 

 

 

 

Свадьба Лешего

 

 

В буераке нынче свадьба у Лешего.

Звали всех, а брать подарки не велено.

И кто невеста - молчит, ну хоть ты режь его!

И где живёт, на ветвях, на траве ль она.

 

Говорит Вурдалак: Знаем, видели!

Он Русалке тут всё куры выстраивал.

А Водяной им обещал: я, мол, выделю

Расчудесный омуток, вроде рая вам.

 

Услыхал Водяной, а он задира ведь,

Эти самые слова вурдалацкие.

А ну перестань, говорит, народ дезинформировать!

Сам дурак и твои шутки дурацкие!

 

Вот сейчас из болота как выйду, мол!

Ну что ты зенки свои вылупил хищные!

Ты какой омуток ещё выдумал,

У меня остры проблемы жилищные. 

 

Стала Ведьма драчунов успокаивать:

Ну что ты. Водя, расшумелся как ботало!

Это так ему приснилось. Пока я, ведь,

Не все сценарии для снов отработала.

 

Замиритесь! Мы ведь все тут коллеги же!

Хоть он в пещере, а ты в болоте под тиною,

Но друг без друга - как без рук. А как калеке жить,

Если пенсия всего три с полтиною.

 

Вдруг над лесом раздалось кукование,

Сотни птичьих голосов в серебро сплелись:

Едут! Едут молодые! Ликование.

И встречать молодожёнов все бросились

 

Из кареты, запряжённой волчищами

Вылез Леший. Но один. А невеста где?

А он смеётся, прохиндей - сами ищем, мол,

И на данный вот момент неизвестно-де.

 

Тут Кащей рассвирипел: Ах рында старая!

Мы не лохи, да и ты не батыр ведь сам!

Издеваешься? Смотри! В такую тару я

Упакую твою смерть, что сразу вырвется!

 

Леший сразу поскучнел: Да вы что, братва!

Неудачно пошутил я на беду мою.

Вы же знаете как был всегда добр я к вам,

Издеваться я над вами и не думаю.

 

У меня в башке давно уж занозина:

Ну что ношусь я со свободой как с цацкою!

Грусть, тоска - меня проела насквозь она.

Надоела эта жизнь холостяцкая.

 

Ведь возможности её очень узкие.

Закрутил, видать, напрасно я шайбочку!

Вот вчера я и решил - оженюсь-ка я!

И выбрал в жёны себе Красную шапочку.

 

Я обдумал всё конечно спокойненько,

Так и эдак это дело прикидывал,

Ну и поехал к Соловью я разбойнику,

И обвенчал он нас в кустах там ракитовых.

 

А что невесту не привёл на венчание

И не спросил её - ну что за банальности!

Пренебрёг давно такими вещами я,

Я противник всяких мелких формальностей.

 

Вы ж читали, вы же все тут культурные,

Скоро в лес уж ей идти, моей лапушке.

Как гласят истоки литературные -

Пирожки должна нести  своей бабушке.

 

Тут её я закручу, заморочаю,

Ей не справиться с моим обаянием,

И будет всё как захочу я, и прочее.

Чую это всем своим обонянием!

 

Что женатый я теперь - знаю сам уже.

Вот и вы теперь уже тоже знаете.

А она ещё не знает, что замужем,

И что домом её станет лесная темь.

 

И собрал я вас, друзья закадычные,

Чтоб отпраздновать всё как полагается.

Но без невесты. Видеть вас непривычно ей,

Чего доброго ещё испугается.

 

И пошла у них пирушка тут шумная.

Ели, пили, кто росу, а кто кровушку.

Тосты были - о-го-го! То бишь, умные.

За любовь, за молодых, за свекровушку.

 

Захмелели. Крикнув “Горько!” разок -другой,

Стали песни петь, какие уж вспомнили,

А Ведьма с Бабою Ягой костяной ногой

На столах лихой канкан им исполнили.

 

Разгулялась нечисть, весело празднуют

И не знают, что другая взошла заря,

И что свадьба эта вовсе напрасная,

И что Леший-то от счастья балдеет зря.

 

И напрасно размечтался о дне, когда

Встретит лапушку свою очень скоро, дед.

Пирожки носить ей бабушке некогда,

Продаёт она теперь их там, в городе.

 

Может быть, хоть иногда отнесла бы ей,

Но время - деньги в экономике рыночной.

Есть и “крыша” у неё. Да не слабая -

Под крутою “крышей”, Змея-Горыночной.

 

Ездит с собственным шофёром на “Мерине”.

А в охране, чтобы было прикрыть их чем,

Если кто-то вдруг с поганым намереньем, -

Илья Муромец с Добрыней Никитичем.

 

 

 

***

 

Нагадай мне, кукушка, ну, что тебе стоит,

Еще десять каких-то лет.

Да, я знаю, приметы - дело пустое.

Ну, а что ещё кроме примет?

 

Медицина - безбрежное море незнанья,

А врачи - равнодушья броня.

И притворно их лживое псевдовниманье,

Да и что им всем до меня!

 

Так кукуй же, кукуй, щедрее отмеряй,

Я послушаю и помолчу.

Я, конечно, кукушка, тебе не поверю,

Но приятней мне будет чуть-чуть.

 

 

 

Поэты

 

В этой жизни они только тропами утра шагают.

Видят только огонь и заботятся мало о дыме,

Когда голыми нервами пламя стихов разжигают.

Потому-то и гибнут поэты совсем молодыми.

 

 

В больнице

Несчастные российские больницы!

Запущенность, убогость, нищета.

И это в лучших клиниках столицы,

А что уж говорить, как “на местах”.

 

Не глухомань какая-то такая,

Сто километров от Москвы - и вот

Живёт больница, слов таких не зная:

Канализация, водопровод.

 

Вот, если бы министры, депутаты

И мэр наш всезаботливый, Лужков,

Ложились в те же самые палаты

Осыпавшихся стен и потолков,

 

Матрасов тощих, сломанных кроватей,

Проводки, сгнившей много лет назад,

И злых сестёр на нищенской зарплате,

И прочих “благ”, что не пересказать.

 

И были бы ещё при этом рады

(У нищеты ведь тоже рубежи) -

Хоть десять мест -  но всё-таки палата,

А сколько в коридорах вон лежит!

 

Возможно, что тогда бы эти лица

Чуть-чуть иначе строили бюджет.

Но этого, конечно, не случится -

Не для России этакий сюжет.

 

У них за недоступным нам забором

Роскошных клиник блеск и тишина,

Где лучшие лекарства и приборы,

Отборный медицинский персонал.

 

Как лечат нас - они так, в общем, знают.

Сочувствуют порой, но, вместе с тем,

Ну, что поделать - денег нехватает,

А вон их сколько, всяческих проблем!

 

Чечню поставить надо на колени

И в Косово порядок навести,

Чиновникам зарплата - сколько денег!

Манеж построить, Сити возвести…

 

Да нет, я всё, конечно, понимаю,

Всё надо - управлять и созидать.

А денег лишних просто не бывает

И бесполезно их годами ждать.

Тем более, что с улицы больницы

С несчастными больными не видны.

А Сити - украшение столицы,

И даже украшение страны.

 

Но…, если бы министры, депутаты

И мэр наш всезаботливый, Лужков,

Ложились в те же самые палаты

Осыпавшихся стен и потолков..,

 

 

 

Трансплантация

 

Полуслепой больной лежит в больнице

И завтра ждёт с надеждой и тревогой

Он трансплантат желанный роговицы.

Чтоб поступил он - верно, молит бога.

 

А тот, чья ткань, прозрачная, живая

Вдруг станет завтра трансплантатом этим,

Пока ещё и не подозревает,

Что он живёт последний день на свете.

 

Возможно он садится, как обычно,

За руль своей немолодой машины

И, трогаясь, подумает привычно:

“Да, скользко. Поменять бы надо шины.”

 

Возможно, он в тисках проблем обильных,

А, может быть, счастливый и желанный.

Но он живой! Живой, здоровый, сильный,

И голова полна забот и планов.

 

Поколесив немало по дорогам,

Аварий, тех, где погибают люди,

Он повидал уже довольно много,

Но верил, что такого с ним не будет.

 

Да, он других не хуже и не лучше,

Он просто ездит очень осторожно.

Но в этот раз слепой и дикий случай

Его избрал в трагедии дорожной.

 

Кто знает, что в последнее мгновенье

Мозг обожжёт последней вспышкой жуткой,

Какая боль, какое сожаленье

Владеют умирающим рассудком.

 

Подумает ли о жене, о детях,

О том, что, может быть, всё это снится,

О том, как  мало он прожил на свете,

Но уж, конечно, не о роговице.

 

И никогда он так и не узнает,

Как не узнают и другие люди,

Что только эта ткань его глазная

Жить без него ещё на свете будет.

 

Хоть поменять придётся ей “квартиру”

И там привыкнет, может быть, не сразу,

Но будет пропускать все краски мира

Вот только уж теперь к чужому глазу.

 

А тот, другой, чей беспросветный сумрак

Сменился вдруг таким волшебным светом,

Он, верно, постарается не думать

О том, кто подарил ему всё это.

 

 

 

 

 

Улетают птицы

 

Запах тёплых берёз и сосен -

Как прекрасно было всё это!

Что ж ты пляшешь, рыжая осень,

На поминках ушедшего лета.

 

Неужели истомой летней

Не дано уж мне насладиться,

Неужели отзвук последний

Счастья к югу уносят птицы.

 

Взмыть бы с ними, продлить мгновенье

Золотого тёплого лета,

Слушать там их звонкое пенье,

В дальних странах, за морем где-то.

 

Только там ведь мне всё чужое.

Для чего мне дальние страны.

В путь такой - не с моей душою.

Да и крыльев нет, как ни странно.

 

 

 

 

 

 

Старая башня

 

В изготовленной в такой далёкой давности,

Что создателей - в живых уж никого,

Что-то стало многовато неисправностей

В старой башне организма моего.

Помутнели как-то окна, прежде ясные,

А одно окно разбито вообще.

В магистралях тоже есть проблемы разные,

Много всяких неприятнейших вещей.

Бак сливной, труба, что из него выводится,

Стали ржавчиной обильно зарастать.

Нет напора, и поэтому приходится

Слишком часто воду грязную сливать.

Года три назад они забились намертво,

И пришлось их капитально прочищать.

Вроде вычистили выходы из камер-то,

А теперь вот зарастает всё опять.

Засорились тепловые трубопроводы,

Из-за этого однажды “скис” насос.

Был ремонт серьёзный по такому поводу.

Сколько всё это прослужит - вот вопрос.

В ТЭЦ больших дефектов, вроде, не накоплено,

Но за топливом приходится следить.

Измельчители ж в узле загрузки топлива

Часто начали из строя выходить.

В электрической проводке есть коррозия,

Хоть контакты не нарушены пока.

И не думаю покуда об угрозе я,

Всё надеюсь, что опасность далека.

Как-то стало плоховато с домофонами:

Неразборчиво звучат, не как должны.

Что-то, видимо, случилось с микрофонами,

И высокие частоты не слышны.

К сожалению, дефекты проявляются

У центрального компьютера сети.

И особенно в нём память разрушается,

Где и так уж было места не найти.

Видно кластеры в винчестере попортились,

Информации пропало - и не счесть.

Да и поиск выдаёт всё время фортели -

Не найдёшь, нередко, даже то, что есть.

А ОЗУ теперь такое стало странное,

Что способно вообще свести с ума:

До конца ещё не записались данные,

Глядь - уже система стёрла всё сама.

Есть серьёзные проблемы с операцией

Ввода данных. Тут теперь сплошной дурдом.

Ввод программы новой или информации

Удаётся лишь с большим, большим трудом.

Стены в пятнах, кое-где уже заштопаны,

Облицовку уж никто не обновит.

И фасад, ветрами времени потрёпаный

Приобрёл какой-то неприглядный вид

Очень трудно стало всё эксплуатировать,

Проработала ведь башня много лет.

Но никто уж не берётся ремонтировать,

Мол, деталей для неё на свете нет.

И возиться со старьём - да что тут толку-то!

Новых башен целый лес кругом подрос.

Ну, а эта простоит ещё хоть сколько-то,

Всё равно ведь скоро ей идти под снос.

 

 

Весна

 

Неба голубой океан,

Белых облаков паруса,

Солнечный весенний дурман,

Радостные птиц голоса.

 

Лёгкая как дым голова,

Мыслей ни о чём хоровод,

Тающие в неге слова,

Марево забытых забот.

 

Призрачного счастья туман,

Детского доверия воск,

Ласковый весенний обман,

Дремлющий в беспечности мозг.

 

 

 

***

Подкралась старость, словно горький сон,

Давно уж солнце минуло зенит.

Ношу с собой мобильный телефон,

Да только мне никто уж не звонит.

 

 

 

Закат

 

 

Близится день к закату

Начала тьма подступать,

Что ж, просто сменится дата,

И солнце вернётся опять.

 

Близится осень к закату,

К сумраку зимнего сна.

Но, всё равно, когда-то

Снова вернётся весна.

 

Близится жизнь к закату,

Чёрная мгла впереди.

Только вот тут возврата

Больше уже не жди.

 

.

 

 

 

 

Зима

 

Вот зима распростёрла крылья -

Не узнать знакомого места.

Всю греховную землю накрыла

Белоснежной фатой невесты.

 

И всё кажется так несложно

В этом мире девственно чистом,

Словно жизнь свою заново можно

Написать на снегу лучистом

 

 

 

Не жалеть?

 

Никогда, никогда ни о чем не жалейте

Если то, что случилось, нельзя изменить.

                                                  Андрей Дементьев

Говорят: “никогда ни о чём не жалейте.”

Да, соль слёз нам на раны не хочется лить.

Только - пусть это больно - но вы всё же лейте,

Не старайтесь себя пред собой обелить.

 

Ни о чём не жалеть? Ни о глупых ошибках?

Ни о горьких потерях по нашей вине?

Ни о грубых словах? Ни о льстивых улыбках?

Ни о чём? Это было б преступно вдвойне.

 

Нет, от глупости нашей должны мы лечиться,

Помнить все наши промахи, думать о них.

Человек на ошибках умеет учиться,

Кто умней – на чужих, дураки – на своих.

 

“Никогда, никогда ни о чём не жалейте”.

Не жалеть – ошибаться опять и опять.

Нет, ошибки свои вы слезами облейте,

Чтоб поменьше на грабли потом наступать

 

 

 

 

***

 

Из-за этой вот малой толики

Нам Китай не догнать. А жалко!

Ведь у них там все – трудоголики,

А у нас все голики – алко.

 

 

 

 

Эстафета жизни

 

 …Прапрадед, прадед, дед, отец,

Я, сын, внук, правнук,…прапраправнук…

А где начало? Где конец?

Всё в тьму веков уходит плавно.

 

И вряд ли кто ответ найдёт –

Зачем устроено всё это?

Куда, в конце концов, ведёт

Людей такая эстафета?

 

 

На переломе эпох

 

 

Когда я вдруг, семнадцать лет назад,

Попал в реанимацию с инфарктом,

Я видел там тревожные глаза

Людей, чья жизнь поставлена на карту.

 

Они старались страх не показать,

Прикрыть его улыбкою притворной,

Но нервы… и в палате засыпать

Никто не мог без порции снотворных.

 

И был не беспричинен их испуг –

Бродила смерть неслышно по палатам,

И, иногда, с каким-то хрипом, вдруг,

Шёл в небеса сосед, лежавший рядом.

 

А я испуган не был той порой,

Спал без снотворных только я в палате,

Не потому, что я такой герой,

Ну, или к жизни интерес утратил.

 

Я думал так: Могу не уцелеть.

И приговор судьбы никто не слышит,

Но вероятность всё преодолеть -

Она ведь, всё равно, гораздо выше.

 

Но, предположим, мне не повезёт.

Хоть жить мне очень хочется, конечно,

Но так ли уж трагично это всё?

Ведь просто не бывает жизни вечной.

 

Когда-то ведь придётся умирать.

Болезней страшных много в длинном списке.

А это всё же не инсульт, не рак –

Не мучить долго ни себя, ни близких.

 

А мне уже ведь пятьдесят шестой,

И всё, что здесь, в стране Советской нашей,

Увидеть может человек простой,

Уже я видел, и не раз уж даже.

 

Ну, съезжу, скажем, в Адлер я опять,

В лес за грибами, книги пролистаю,

Но, например, в Париже побывать

Мне не удастся, хоть живи до ста я…

 

Я ошибался. Логика проста,

Но жизнь – она-то очень не проста ведь,

И мир, такой, каким теперь он стал,

Я просто и не мог себе представить.

 

Ну, разве мог бы я вообразить

В те годы, в тех больничных мрачных стенах,

Что буду по Парижу я бродить,

Каштаны есть на набережной Сены,

 

Что я, кому всегда запрещено

И приближаться было к иностранцам,

Я буду пить в Ганновере вино

С французом, немцем и новозеландцем,

 

Что, словно в сказке, вдруг в России всей

Возникнет изобилие товаров,

И яркий блеск невиданных вещей

Украсит нашу жизнь и быт наш старый,

 

И что, впервые за века, в стране

Действительно появится свобода,

И что не будет властвовать над ней

Всесильный царь бесправного народа.

 

А те, кому тогда не повезло

Под капельницей на больничной койке,

Кого смертельным вихрем унесло –

Они не сомневались ведь нисколько,

 

Что так и будут много много лет

Опричнина, КПСС, и будут

И трескотня надуманных побед,

И тьма очередей за всем и всюду.

 

Как можно жить свободными людьми –

Они тогда понять могли едва ли,

И то, что так перевернётся мир –

Они об этом так и не узнали.

 

А сколько умирало так людей

Буквально накануне переломов,

Не зная ни о счастье, ни беде,

Что завтра прогремит над нашим домом.

 

Ведь только наш двадцатый страшный век

Был просто на куски эпох расколот,

И сколько умирало человек,

Не зная революцию и голод,

 

Террора злой топор над головой,

Разрухи измождающие беды,

Трагедию кровопролитных войн,

Восторг и ликование победы,

 

Что их бессмертный идол и кумир

Умрёт весной, как зимние морозы,

И что годами будет жить весь мир

Под ядерной чудовищной угрозой,

 

Что разлетится атомная пыль

Чернобыля по вздрогнувшему свету,

Что превратит наука сказку в быль,

Что рухнет вдруг империя Советов…

 

Когда теперь мне кажется опять,

Что путь у нас до горизонта гладок,

И что зигзагов резких ожидать

В истории теперь уже не надо,

 

Я сразу вспоминаю про людей,

Поверивших своей эпохе-лгунье,

Не ожидавших поворот нигде

И умиравших прямо накануне.

 

Март 2003 г.  Москва

 

 

***

Если живы мы – надо жить.

И хотеть, и уметь, и сметь.

И не надо себя хоронить

До того, как придёт к нам смерть.

 

 

 

Одинокие старики

 

Вы давно уже живёте одни,

Все забыли ваше имя и отчество.

Расскажите мне про страшные дни,

Про бессонную тоску одиночества,

 

Про беспомощную старость свою,

Про болезни, что всю жизнь вам заполнили,

Про любимых, с кем вы жили в раю,

Да теперь вот только это вы поняли,

 

Про друзей, кто в ваших грёзах ночных

Молодыми и живыми являются,

И про вещи, что казалось нужны,

А теперь без толку всюду валяются…

 

Расскажите мне, а я вас пойму.

Очень мало кто сумеет вас выслушать,

Ведь для этого ещё самому

Нужно стаж потерь и горестей выслужить.

 

Слишком ваши откровенья горьки.

Расскажите мне про жизнь, старики.

 

 

 

***

Нас не много уж, тех, кто жил

До войны. Как давно это было!

Если семьдесят перевалил,

Значит, смерть о тебе позабыла.

 

Ну, склероз у старухи, склероз!

Контингент у неё огромный,

Да ещё изрядно прирос.

Не тревожься – когда-нибудь вспомнит.

 

 

Жизнь и грамматика

 

Сколько же в жизни нашей

всяческих бед и зла,

боли, потерь, страданий -

не счесть!

 

Недаром у слова «счастье»

нет множественного числа,

а вот у слова «несчастье» -

есть.

 

 

 

Золотая свадьба

 

Жизнь как последний отзвук бала тает,

И вот уже и свадьба золотая.

Я помню, как на нашей свадьбе гости

«Дожить до золотой!» - желали в тосте.

 

А большего застолье не желало –

Ему воображенья не хватало.

Казалось – это так безумно много!

Но, вот, уж эта пройдена дорога,

И тянется тропинка дальше в поле.

Жаль, в сумерках не видно – далеко ли?

 

26 июня 2004 г.

 

 

 

 

***

 

Нет, наш народ не выдержал экзамен.

С обочины, с некошеной межи

Глядит Россия пьяными глазами

На мимо проносящуюся жизнь.

 

2005 г.

 

 

 

Мир реален

 

Мир реален. В этом нет сомнения

(У меня, по крайней мере, лично),

Только вот его отображения

В головах людей не идентичны.

Вот как если б множество художников

Все один пейзаж бы рисовали,

Хоть и было б сходство на треножниках,

Точность фотографии - едва ли.

У того в траве ромашки светятся,

У другого нет их и в помине,

У кого-то (это в мае месяце!)

Уж краснеют гроздья на рябине.

Та картина дышит аккуратностью,

Здесь мазки грубей, и всё иначе.

У одних пейзаж проникнут радостью,

У других же он угрюм и мрачен.

Реализм здесь не всегда господствует,

Часто пред абстракцией пасует,

И, порой, с натурой вовсе сходства нет,

Кто-то вообще квадрат рисует...

 

Да, конечно, мы не все художники,

Только аналогия здесь шире:

Все мы миражей своих заложники,

Каждый - в своём выдуманном мире.

А миры, порой, настолько разные,

Что почти ни в чём не совпадают.

Потому и что-нибудь прекрасное

Иногда в наш мир не попадает,

Потому бывают чужды люди нам -

Ведь иной и руку не протянет,

И бывает, что для нас так труден он,

Словно бы он - инопланетянин.

 

Снять бы шоры миражей пристрастные,

Видеть мир, каким он есть, всем людям -

Станет жизнь, наверное, прекраснее.

Только вот... А мы ли это будем?

 

 

 

 

 

Две стороны одной монеты

 

 

Наша жизнь – какое это счастье!

Солнце, свет, любовь, друзья, природа,

Дети, радость путешествий, страсти,

Творчество, любимая работа…

 

Наша жизнь – какое это горе!

Боль, болезни, страх, потери близких,

Горечи измен, обиды, ссоры,

Расставанья, яд предательств низких…

 

Пить бы нам всегда из белой чаши,

Смаковать нектара вкус ликёрный,

Не вкусить ни капли в жизни нашей

Ядовитой горечи из чёрной.

 

Но односторонней нет монеты,

Жизнь диктует нам свои законы,

И, как говорят в рекламе где-то,

Пьём коктейль из одного флакона.

 

Да и мы без горьких дней ненастья,

Не узнали б, что такое счастье.

 

 

Старые фотоаппараты

 

Устарели. Просто устарели

Вещи, что служили мне когда-то.

Уж давно лежат в шкафу без дела

Плёночные фотоаппараты.

 

Вот «Зенит» - мой старый верный спутник.

Где мы только с ним не побывали,

Сколько лиц, событий, путешествий

Мы на плёнке запечатлевали.

 

А вот это – «ФЭД». Мой самый первый.

Уж ему пол века миновало.

Много лет его не брал я в руки,

А когда-то хорошо снимал он.

 

А вот тут – довольно редкий «Спутник».

Он «ушёл на пенсию» поближе.

Стерео цветные его слайды -

От снегов Терскола до Парижа.

 

Тут же рядом – просто антикварный

«Фотокор». Он от отца остался.

Он вполне исправен. Но без дела

Лет так шестьдесят уж провалялся.

 

И совсем ещё не старый “Canon”

Из породы «мыльниц», автоматов.

Был мне в день рождения подарен,

Где-нибудь так в девяносто пятом.

 

Он ещё почти что современный,

У его собратьев есть работа.

Но и он теперь уже не нужен

С появленьем цифрового фото.

 

Выбросить всё это? Да, разумно.

Но прощаюсь с прошлым нелегко я.

Не всегда решает только разум,

Есть ведь что-то и ещё, другое.

 

Это так же, как отдать на бойню

Старую дряхлеющую лошадь,

Или выгнать старую собаку,

Раз уж охранять она не может.

 

Скажете – сентиментальность, глупость,

Ну зачем весь этот хлам тут сложен!

Не могу предать я эти вещи,

Видно, устарел и сам я тоже.

 

 

Мои стихи

 

Настоящим стихам, наверное,
Никогда не грозит забвение,
Но такие строчки бессмертные
Написать способны лишь гении.

 

Ведь талант даётся от бога нам.

Ну, а я запомнюсь едва ли чем,

И не быть уж мне Павлом Коганом,

И не быть Александром Галичем.

 

Хоть и жил в непростое время я,

И людей встречал поразительных,

Но не выдали мне как премию

Тайну слов, щемящих, пронзительных.

 

Я технарь. Я жил логарифмами,

А когда в глаза что-то бросится,

Украшал я порою рифмами

Те слова, что наружу просятся.

 

И стихи мои немудрёные,

То удачные, то «фанерные»,

Жили рядом, мною рождённые,

И  со мною умрут, наверное.

 

 

 

 

Зимой на дачу тропинкой через лес

 

Шторой облаков закрылось небо.

Лес стоит от инея седой.

Под ветвями на бумаге снега

Сотни строк таинственных следов.

 

В этих строках скрыта жизнь лесная,

Радости, трагедии её,

То, о чём мы очень мало знаем,

Слишком погружённые в своё.

 

Чей тут след уходит в чащу прямо?

Кто обгрыз берёзовый сучок?

О какой рассказывает драме

Перьев окровавленных пучок?

 

Я страницы снежные листаю.

Повести лесные на снегу.

Хорошо, что я их здесь читаю,

Плохо, что понять их не могу.

 

 

 

Мимолётные мысли у афиши Льва Лещенко

 

Ну, да. Известный он на всю страну.

А я, вот, абсолютно неизвестный.

Так что ж, ему завидовать? Да, ну!

Совсем наоборот, скажу вам честно.

 

Ведь он живёт как в мыльном пузыре,

Где стеночки на радугу похожи –

Сверкают и искрятся все в игре.

Но выйти он из пузыря не может!

 

Ну разве может он войти в метро,

Людей вокруг рассматривать спокойно,

Пройтись пешком по улицам порой,

Одеться «недостаточно достойно»

 

Сходить спокойно в магазин, в кино,

Поговорить о чём-то с кем-то рядом.

Конечно, он всё это может, но

Лишь под прицелом многих сотен взглядов.

 

Всегда и всюду на виду весь он,

Как будто бы на сцене в свете рампы.

Глядишь – уже толпою окружён:

Автографы, вопросы, дифирамбы.

 

Вам кажется, что это хорошо?

Да, кто-то любит славословья оды.

Но человек ведь главного лишён –

В своей стране действительной свободы.

 

Вот и живёт он в мыльном пузыре

Своей так называемой тусовки,

Отгородившись и бронёй дверей

И тайной телефона от «массовки».

 

С деньгами и известностью своей

Он бытовых проблем почти не знает,

Которые всех нас, «простых» людей

Нередко очень сильно угнетают.

 

Но это всё равно, как если жить

В прекрасной комфортабельной квартире,

И из неё почти не выходить,

Замкнувшись в небольшом квартирном мире.

 

«Кондишен» там всегда весь воздух твой

Старательно от пыли очищает,

И человек ни летом, ни зимой

Ни от жары, ни стужи не страдает.

 

Соседи не тревожат там ничуть,

Там все свои, и все одной породы,

Прекрасно всё… Но я так не хочу!

Хочу дышать я воздухом природы.

 

Там не всегда безоблачно, тепло -

Бывает ветер злой, бывают тучи.

Но день любой по-своему неплох,

И для меня так жить – гораздо лучше.

 

 

 

 

Деньги прежде и теперь

 

Я жил как жили все тогда:

Работа, дом, жена и дети.

И в молодые те года

Нам нужно было всё на свете –

Одежда, вкусная еда,

Приборы, мебель и посуда,

Театры, книги… И всегда

Соблазны всякие повсюду.

Везде хотелось успевать,

И всё увидеть, всё объездить,

На море летом побывать

В каком-нибудь красивом месте…

 

Легко понять, что в жизни той

Зарплата быстро улетала.

Бюджет был очень непростой,

И вечно денег нехватало.

 

Теперь мой мир совсем иной -

Всё есть и ничего не надо.

И к путешествиям давно

Здоровье возвело преграду.

И прежних денежных проблем

Обычное свалилось бремя.

Тревожат не они совсем -

Теперь моя валюта – время.

 

2007 г.

 

 

 

***

 

Приставило время к виску пистолет,

И перед моими глазами

Картинки давно уж исчезнувших лет

Возникли откуда-то сами.

 

Студенческой юности нашей года –

Всему в нашей жизни начало.

У нас ожидание счастья тогда

В душе постоянно звучало.

 

Мы вместе, и все друг за друга горой.

Смеялись, мечтали, любили.

Пожалуй, беспечны мы были  порой

И очень наивными были.

 

Теперь уже мудрыми стали мы все

И мыслим совсем по другому,

Но в юности мы обретали друзей,

А в зрелые годы – знакомых.

 

 

 

 

 

***

Все знают: «Краткость – сестра таланта»,

Это ведь Чехов сказал когда-то.

Не утруждаясь читать фолианты,

Все повторяют эту цитату.

А я смотрю в родословное древо:

В каждой клеточке только имя,

Ещё две даты справа и слева

С короткой чёрточкой между ними.

А чёрточка эта в себя вместила

Жизнь человека всю без остатка.

Десятки лет в миллиметры сгустила –

Вот уж где до предела кратко!

И чёрточек этих пунктирная ветка

Тоже краткой совсем оказалась –

За рубежом двадцатого века

Даже дат и имён не осталось.

Краткость, конечно, дело благое

Применительно к литературе,

Но история – это другое,

Краткость памяти – бескультурье

 

 

 

 

Аттракционы

 

Колесо обозрения

 

С каких-то очень, очень давних лет

Аттракцион нам всем давно известный.

Сначала в кассе ты берёшь билет

И вот уже сидишь в кабинке тесной.

 

А там окно, да пол, да потолок.

И видно за окном совсем немножко:

Лишь дворика какой-то уголок,

И чуть подальше – краешком дорожка.

 

Но вот включился где-то там мотор,

И начала кабинка подниматься,

И твой, вначале узкий, кругозор

Немного начинает расширяться.

 

Дорожка уже полностью видна

И там, за ней, скамейки у фонтана,

А вон дорожка и ещё одна,

У летнего, под тентом, ресторана.

 

Кабинка выше, и растёт обзор,

Уже река за парком показалась,

Открылся удивительный простор,

Внизу земля как карта распласталась.

 

Всё выше, выше – горизонт исчез,

Он в городской туманной дымке тонет,

И ты почти достиг уже небес,

И кажется – весь город на ладони.

 

Но вот уж плавно пройден апогей.

Кабинка стала медленно снижаться.

И сразу неуклонно вместе с ней

И кругозор твой тоже стал сужаться.

 

Вот скрылись за деревьями дома.

Ещё не всё и рассмотрел ведь ты же!

Но непреклонно как судьба сама

Кабинка опускается всё ниже.

 

Вот ты внизу. Закончен твой виток.

И вот опять видны в твоё окошко

Лишь дворика какой-то уголок,

Да чуть подальше краешком дорожка.

 

А ведь и нашей жизни колесо

Вот так же изменяет неуклонно

С годами наш обычный кругозор

По принципу того аттракциона.

 

Сначала мир наш – пол, да потолок,

Да стены. И мы видим за окошком

Лишь дворика какой-то уголок,

Да чуть подальше – краешком дорожка.

 

Но мы растём. Гуляем во дворе.

И кругозор уже гораздо шире.

Года идут. И вот мы в сентябре

Жить начинаем в буйном школьном мире.

 

Теперь уж наша зона – весь район

И даже город, хоть пока местами.

Но чуть попозже – весь открылся он,

Ведь мы самостоятельными стали.

 

Вот институт, работа, и уже

Наш кругозор всё шире, шире, шире.

Теперь почти и нет в нём рубежей,

В нём вся страна, другие страны в мире.

 

Слепят глаза просторы вдалеке,

Меридианы под ноги ложатся…

Но вот уже и пройден апогей.

И начинает кругозор сужаться.

 

На пенсии командировок нет.

На отдых за рубеж – дороговато.

И для поездок дальних по стране

Мы стали уже как-то староваты.

 

Теперь наш мир – наш город. Иногда

Путёвка в санаторий, как удача.

Порой к родным, в другие города.

Гораздо чаще – летом просто дача.

 

А годы мчат. Болезней всплыл букет.

И недоступно всё, что далеко, нам.

Мир ограничен палочкой в руке,

Ближайшим к дому маленьким районом.

 

Но колесо несёт и дальше вниз

И чем бы нам всё это ни грозило,

Как ни просили б мы: «Остановись!»

Остановить его никто не в силах.

 

И вот опять, лишь пол, да потолок,

Да стены. И опять видны в окошке

Лишь дворика какой-то уголок,

Да чуть подальше – краешком дорожка

 

 

 

 

Карусели

 

Нам с детства всем знакомы карусели -

Веселье, шум, огни, вокруг народ.

Вот на коня мы вороного сели

И понеслись стремительно вперёд.

 

А перед нами в золотой короне

Летит жар-птица, девочка на ней,

И кажется – вот-вот мы их догоним

И счастье станет ярче и полней!

 

А позади – распахнутые пасти,

За нами тигры мчат, грозит беда!

Но мы умчимся от такой напасти,

Она вдали исчезнет без следа.

 

Мелькают сбоку лица, лица, лица,

И уноситься нам от них не жаль,

А конь волшебный мчится, мчится, мчится,

Несёт нас в ослепительную даль.

 

Но вот сеанс окончен, и в финале,

Как будто возвратясь из сказки в жизнь,

Мы видим, что жар-птицу не догнали,

Да и от тигров злых не унеслись.

 

Потом уж мы взрослели понемногу

И жизнь нас всех стремительно несла.

Всё было в ней: то радость, то тревога,

Заботы, всевозможные дела,

 

Нам к целям многим довелось стремиться,

И мы их достигали иногда,

И всё мелькало – лица, лица, лица,

Часы, недели, месяцы, года…

 

Старели мы, но вопреки природе

Старались скорость прежнюю держать,

Но неизбежно та пора приходит,

Когда уже не можем мы бежать.

 

И вдруг, остановившись, увидали,

Что мы не так уж много обрели -

Жар-птицу счастья так и не догнали,

Да и от бед умчаться не смогли.

 

И мысль невольно подлая закралась:

Действительно ли мы вперед неслись?

А может быть нам только так казалось,

А мы по кругу бегали всю жизнь?

 

 

 

Качели

 

Взлетают качели и радость звенит,

В ушах только воздуха свист,

Но там наверху так недолго они

И вот уже падают вниз.

Но тут за падением следует взлёт,

Мы снова взмываем в зенит,

И сердце в груди от восторга поёт,

И небо всё выше манит!

Падений и взлётов пестрит череда,

И мы всё летим и летим,

Но всё же внизу у качелей всегда

Конечная точка пути.

Не так ли и жизнь: то туда, то сюда

Качели судьбы нас несут,

То взлёт, то паденье, но финиш всегда

У нас неизбежно внизу.

 

 

 

 

Окно в мир

 

Старость, множество болезней

Ограничили наш мир,

Нас почти замуровали

В тесноте своих квартир.

И друзья пропали где-то,

И померкло всё вокруг,

Но сиянье Интернета

Осветило дали вдруг.

И уже не одиноки

Мы у жизни на краю –

В переписке с целым миром

Я сегодня состою.

И как будто отступает

Старости зловещей тень,

И друзья со мною рядом

На экране каждый день.

 

 

 

 

 

***

Я много старше тех моих ровесников,

Кто, вдруг устав по времени шагать,

Остались там, где старости предвестники

Лишь только начинали нас пугать.

Я помню их, ещё и не седеющих.

Их время уж не может изменять.

А в старике, морщинистом, дряхлеющем,

Они сейчас узнали бы меня?

У нас был общим круг забот и радости

И множество проблем, для всех одних.

А вот теперь свои проблемы старости

Решать придётся мне уже без них.

 

 

***

Когда январь в хмельном загуле

Бесстыдно землю обнажил,

А власть зимы воздвигнуть в мире

Ему уж не хватило сил,.

Февраль за честь зимы вступился.

Богатством снежных покрывал

Он землю грешную закутал

И всё морозами сковал.

 

2007 г

 

 

 

 

 

 

Глина.

 

Всюду глина. На неё

Трудно положиться,

Дом, построенный на ней,

Может провалиться.

 

Все опоры из неё

Крайне ненадёжны,

И надеяться на них

Просто невозможно.

 

Неизбежен скорый крах

Глиняных построек,

Даже Колосс на ногах

Глиняных не стоек.

 

Глина липнет к сапогам

И ходить мешает,

И нередко планы нам

Это нарушает.

 

Мажет грязною корой

Всем вокруг одежды,

Разрушая нам порой

Светлые надежды.

 

Вроде мягкая она,

Поднажмёшь – промнётся,

Только справиться с ней нам

Редко удаётся.

 

Чтоб кого-то победить,

Не полезет силой,

Постарается свалить,

Скользкая как мыло.

 

 

Пятна грязи посадить

На лице и теле,

Разберись потом, поди,

Кто ты, в самом деле.

 

Стали б многие из дел

Лучше получаться,

Если б с глиной нам нигде

Не пришлось встречаться.

 

Всю убрать её? Куда??

Больше половины

Всей земли вокруг всегда

Состоит из глины.

 

Без неё мир жить не мог

С сотворенья прямо.

Из чего тогда бы бог

Вылепил Адама!

 

 

 

 

 

Новый век.

 

Мир после сексуальной революции:

Привычно всюду слово «секс» звучит,

Разгул почти легальной проституции

Теперь уж никого не огорчит.

 

Отброшены условности дремучие,

От ханжества, жеманства мир устал.

Но вот один вопрос меня всё мучает:

А человек - счастливее ли стал?

 

Теперь ведь как – знакомство мимолётное,

Без лишних слов (зачем им канитель!)

Он и она, от комплексов свободные,

Не тратя время зря, спешат в постель.

 

И там уж им, гонимым нетерпением,

Придётся убеждаться вновь и вновь:

Огонь добыть, пожалуй, можно трением,

Но трением нельзя добыть любовь.

 

А без любви и секс довольно жалок их,

Но им ведь так и не дано понять,

Что это - как в какой-то забегаловке

По-быстрому свой голод утолять.

 

 

 

Сегодня.

 

 

«Сегодня» - как стрелка шкалы нашей жизни:

Судьба рукоятку тихонько вращает,

И стрелка ползёт от рождения к тризне

И «Завтра» легко во «Вчера» превращает.

 

И слева, где стрелка прошла все деленья,

Шкала, соответственно, прошлым зовётся,

А справа, куда ещё будет движенье,

Пока ещё будущее остаётся.

 

Но справа делений осталось так мало,

Что я понимаю – совсем уже скоро

Судьба рукоятку докрутит устало,

И стрелка «Сегодня» дойдёт до упора.

 

 

 

 

 

Галька

(памяти В.И. Зинина)

 

Набегает волна, и округлая галька морская,

Возмущённо шурша, отступает покорно назад.

И веками так волны послушную гальку таскают

И веками  вдоль моря округлых камней полоса

 

А вот острые выступы скал – те не так долговечны.

Грудью держат удары, сражаясь упорно с волной

Но не в силах удерживать волны они бесконечно,

И огромными глыбами падают тяжко на дно.

 

 

 

 

 

Штормовка и спальный мешок

 

Штормовка и спальный мешок -

В мои улетевшие годы

Служили вы мне хорошо

В далёких туристских походах.

 

Под старость все тропы сложны,

Здоровье давно уж не блещет,

И словно бы уж не нужны

Теперь мне походные вещи.

 

Но я их не выбросил, нет,

Я просто отвёз их на дачу.

Полезны и здесь они мне,

Но здесь у них проще задачи.

 

В штормовке, привыкшей к ветрам,

К суровой и дикой природе,

Копаюсь теперь по утрам

В своём небольшом огороде.

 

А спальник, что я расстилал

В палатках своих на закате

На жёстких холодных полах –

Теперь он лежит на кровати.

 

Здесь холод меня не страшит,

Ведь в доме тепло, слава богу –

Он тут на матрасе лежит,

Чтоб спать было мягче немного.

 

Вот так, покоряясь судьбе,

Полярники или пилоты,

На пенсию выйдя, себе

Полегче находят работу.

 

В комфорте живут в городах,

Но всё же ночами, ночами

По-прежнему бродят во льдах,

Над плотными мчат облаками.

 

И ночью всё чудится мне:

Штормовка и спальник на даче

В холодной пустой тишине

Всё шепчутся тихо и плачут.

 

Они вспоминают леса,

Над тёмной Онегой закаты,

И клин журавлей в небесах

И говор речных перекатов

 

Костров золотые огни,

Ветра, что в ночи завывают…

Я знаю – всё помнят они,

А я вот уже забываю.

 

 

 

 

Уходящая Москва

 

Остатки старины московской – переулочки -

Стирает время прочь безжалостной рукой.

Исчезли калачи, филипповские булочки,

И булочной самой уж нету на Тверской.

 

Не стало той Москвы. Теперь все люди - узники

империи машин. А им нужны пути.

И грустно сознавать, что переулком узеньким

Я с бубликом в руке уж не могу пройти.

***

Лежит мужчина у дороги.

Не молод, но не так уж стар.

Его чуть согнутые ноги

Загородили тротуар.

А люди мимо все проходят,

Как будто так должно и быть,

И ноги вежливо обходят,

Чтоб невзначай не наступить.

Волнения не появилось,

Идут, лишь глянув на него,

Узнать - а что же с ним случилось -

Желанья нет ни у кого.

Быть может, лёгкая тревога

Коснулась чьей-нибудь души,

Но изгнана была с порога:

«Наверно пьяный здесь лежит».

И ты, как все, проходишь тоже.

Мелькают мысли: «Что с ним? Пьян?

Бомж? Нет, как будто не похоже…

А может это наркоман?

Одет прилично, вроде чистый,

И в волосах уж седина.

А может быть сердечный приступ,

И помощь срочная нужна?

Узнать бы - что он вдруг свалился?

Но все идут, смеясь, жуя.

Никто ведь не остановился,

Так почему же должен я!

Мне что – всегда всех больше надо?

А я спешу. Ведь будут ждать –

Сегодня день рожденья брата,

И неудобно опоздать.

Ведь есть же дворник, участковый –

Они должны за всем следить,

А не прохожий бестолковый,

Кому случилось проходить.

И городские депутаты

Проблему бы должны решать…»

 

А если вдруг и ты когда-то

Так будешь где-нибудь лежать!

 

.

 

 

 

21-й век

 

Ведь кажется – вот только что, как будто

Восторженно, в торжественных речах,

В гуляниях, застольях и салютах

Тысячелетье третье мир встречал.

Век двадцать первый правит на планете,

Мелькают годы на его пути,

И первое его десятилетье

Уже к концу стремительно летит.

 

Двадцатый - наш родной, такой бурлящий –

Совсем недавно свой закончил бег,

А вот уж всё привычнее и чаще

Его все называют «прошлый век».

 

Нам это как-то странно, да и больно,

И, слыша «прошлый век», мы каждый раз

Как будто бы сжимаемся невольно:

Ведь век двадцатый – родина для нас.

 

Век двадцать первый – как страна другая,

Мы ненадолго прибыли сюда,

И здесь мы с интересом наблюдаем

Других людей, другие города.

 

Здесь люди говорят на непонятном

Каком-то незнакомом языке:

Уе. Франчайзинг. Дилер. Куш откатный,

Гламурно. Вау! Стрёмно. Кайф. Окей!

 

Блокбастер. Рейтинг. Кастинг. Клип. Продюсер.

Маркетинг. Бренды. Рейдер. Аудит.

Сидюшник. Глюки. Хакер. Блоги. Юзер.

Спам. Флэшка. Мегапиксел. Дивиди.

 

У женщин пуп здесь непременно голый,

И может что-то в нём ещё торчать.

Преступность тут такая, что из школы

Детей всегда приходится встречать.

 

Здесь плоских телевизоров экраны

Размерами с хорошее окно,

А в ванных удивительные краны

С какой-то странной ручкою одной.

 

Всё делать здесь умеют автоматы –

Стирать, готовить и посуду мыть,

А, если летом воздух жарковатый,

В квартире этот воздух охладить.

 

Всё и увидеть здесь мы не успеем –

У нас на это времени уж нет,

Но люди здесь как будто бы глупее,

Чем в нашей, убежавшей вдаль стране.

 

Ведь книг они читают очень мало,

Симфонии не слушают совсем,

А по ТВ – сплошные сериалы,

Поток реклам, убийства, монстры, секс.

 

Мы ходим, наблюдаем, изучаем,

Мы – как туристы в городах чужих,

Но вот что очень сильно отличает

Наш интерес от любопытства их:

 

Им ясно: хорошо тут или плохо –

Они домой вернутся всё равно,

А нам в свою ушедшую эпоху

Теперь уж возвратиться не дано.

 

 

 

Изумрудная свадьба

 

От свадьбы золотой до изумрудной

Казалось бы, всего лишь пять шагов.

Но это путь рискованный и трудный

Среди обрывов, скал и ледников.

Чем дальше, тем всё круче склон взлетает,

А силы ведь давно уже не те,

Да тут и кислорода нехватает

На этой необычной высоте.

Но наша связка всё штурмует скалы,

Хоть знаем, что сорвёмся где-нибудь,

И рядом остаётся очень мало

Других, кто в связке продолжает путь,

Из тех, что вместе с нами восхожденье

Здесь начинали много лет назад.

И всё сложнее скал нагроможденье,

И ледники вершин слепят глаза.

 

26.06.2009 г

 

 

 

Старый парк

Старый парк грустит о своём.

Сколько лет здесь моих промчалось!

Я уехал, а детство моё

В этом парке навек осталось.

 

Где-то там, среди сосен живёт.

Без меня ему одиноко –

Плачет, ищет меня, зовёт.

Так оставить его жестоко.

 

Иногда я в парк прихожу,

Он ведь близко, это несложно.

Долго там по тропкам брожу,

Только детство найти невозможно.

Шумным днём он не слышен мне,

Потерявшийся где-то ребёнок,

Но в бессонной ночной тишине

Его голос до боли звонок.

 

Отыскать, найти, защитить,

Поддержать своим добрым словом!

Я прошёл бы любые пути,

Чтобы встретиться с ним мне снова.

 

Говорить мы бы долго могли,

Я бы сбросил возраста бремя,

Но меж нами не вёрсты легли –

Время.

 

 

 

 

 

Моя Москва

 

Моя Москва, страны моей столица,
Не строилась по плану, а живая.
Она росла вот как растёт грибница,
И стала радиально-кольцевая.
Для транспорта мой город неудобен,
Рациональней авеню и стриты,
Но город в клетку, чертежу подобен –
В нём улицы насквозь ветрам открыты.
Душе его там некуда укрыться,
Но укрываться вовсе и не надо:
Она тут просто не могла родиться,
Бездушные стоят домов громады.
И к городу здесь люди равнодушны,
Для них он лишь случайное явленье,
И если для чего-то будет нужно,
Уедут из него без сожаленья.
А вот у москвичей совсем иначе,
Хоть многих жизнь из центра разметала,
Но это вовсе ничего не значит,
Москва для них навек родною стала.
В Медведкове и в Бутове далеком
С душой Москвы контакта не теряют,
С окраин каждый день большим потоком
Они в её обитель приезжают.
Кузнецкий Мост, Никольская, Ильинка,
Манежная, Варварка, Моховая
Мясницкая, Воздвиженка, Неглинка –
Здесь с древних лет душа Москвы живая.

 

 

 

Сорняк

 

Он из крохотного семечка родился,

Корешочков его тоненькие нити

В неподатливую землю прорастали

И питали его тонкий стебелёк.

Он тянул свои листочки к небу, к солнцу,

Он хотел расти и жить, как все другие,

И любить, и быть любимым непременно,

Раскрывая скромный маленький цветок.

 

Но на грядке довелось ему родиться,

Где растения росли совсем другие,

Те, которые культурными зовутся,

Эта грядка – их земля, а он чужак.

Чужака они восприняли враждебно,

Он другой, он не такой, как все на грядке,

Стебелёк другой и листики другие,

Не культурное растенье, а сорняк.

И однажды в ясный день над этой грядкой

Человека тень безжалостно нависла,

С корнем вырвала его живое тельце

Чья-то твёрдая жестокая рука.

Человек не пожалел ни на мгновенье,

Что он отнял жизнь у существа живого,

Что, по сути, совершил сейчас убийство

Пусть растения, пусть даже сорняка.

 

А ведь если бы он вырос не на грядке –

На лугу, что был совсем неподалёку,

Там никто бы его вырвать не пытался,

Там такие же как он растут вокруг.

Только почва там не очень плодородна,

И семян на ней всегда уж слишком много,

И за жизнь уж очень трудно там бороться,

И в борьбе такой никто тебе не друг.

Разве кто-то виноват, что злой судьбою

Он заброшен в край чужой, чужую землю,

Где расти ему и жить гораздо легче,

Но пришельцу, чужаку, никто не рад?

Ну а этот «край чужой», где тот пришелец

Стал теснить упорно местные растенья,

Затенять им солнца свет, теснить их корни -

Край и вовсе уж ни в чём не виноват!

 

 

 

 

Арифметика

 

Мы все хотим, конечно, лучше жить.
Но как решить проблему? Ведь похоже
сторонников "Отнять и разделить",
их больше, чем "Прибавить и умножить".

В эвакуации на Урале.

 

Нас не так уж много осталось,
тех, кто помнит годы войны.
Постоянный голод, усталость,
гнёт тревог за судьбу страны,
за родных, кто в боях сражался
И за тех, кто в страшные дни
В оккупации оказался.
Что там с ними? Живы ль они?
Не забыть, похоронок сколько
я неграмотным бабам читал.
Было мне одиннадцать только,
но себя я взрослым считал.
И как взрослый в поле работал,
норму взрослую выполнял,
хоть в колхозе жалкое что-то
выдавали по трудодням.
На Урале зимой морозы,
и, что б было чем печь топить,
вместе с матерью мне берёзы
приходилось в лесу пилить.
Запрягал лошадей я (ребёнок!),
хоть высок для меня был конь
и ещё нехватало силёнок
затянуть как надо супонь.
И четыре версты до школы,
по утрам, ещё в темноте,
по дороге зимней, тяжёлой.
А мороз! Да порой метель!
Нет тетрадок. И ночью хмурой,
выполняя дома урок,
при коптилке в старых брошюрах
мы писали всё между строк.
Босиком  ходили мы летом,
а зимой тонули в снегу…

Не хочу вспоминать всё это,
Только вот забыть не могу.

2011 г.

 

 

Ладья

 

То тучи, то вдруг солнце брызнет,

То шторм, то тихая вода –

Плывёт ладья по морю жизни

Из ниоткуда в никуда.

 

А кормчий – он всегда при деле:

Не сбиться с курса по пути,

Не налететь на рифы, мели,

Теченье нужное найти.

Всё время у него заботы:

Латает снасти, паруса,

Борясь с волнами, ждёт погоды

С надеждой глядя в небеса…

 

А звезды, словно в укоризне,

Глядят так холодно всегда.

Плывёт ладья по морю жизни

Из ниоткуда в никуда.

 

 

 

 

Часы

 

А может быть часы остановить?

Ну что они меня всё время старят!

Секунды мчатся как в хмельном угаре

И их уже назад не возвратить.

И каждая секунда, улетев,
Уносит жизни капельку с собою.
Мгновенья, что дарованы судьбою,
Бесследно исчезают в темноте.

Остановить! Остановить быстрей!
Пусть время сумасшедшее застынет,
И станет неизменным всё отныне,
И никогда не буду я старей!
И никому не надо уж спешить,
И солнце больше заходить не будет,
даря тепло и свет всегда всем людям,
И станет лучше, веселее жить.
И, верно, будут счастливы вполне
Те, жить кому уж мало оставалось,
Ведь жизнь теперь им вечная досталась
В том мире, где и времени-то нет.
Вот только дочь беременна моя…
Так что – она теперь не разродится?
Ну, нет, пожалуй, это не годится,
Уж лучше пусть тогда старею я.

Да, но мой друг… Сказали ведь врачи,
Что жить ему лишь месяц остаётся –
Тогда ведь умирать ему придётся!
Ох, сколько ж всяких не простых причин!

Остановить часы, иль пусть бегут?
Решение - мучительней расстрела!
Как хорошо, что я до этих стрелок
Реально дотянуться не могу.

 

Что есть любовь?

 

Что есть любовь?
Безумное влеченье,
Которое не хочет знать преград.
Не охладят они ни на мгновенье -
пусть замужем она, пусть он женат,
пусть тысяча причин буквально против -
вне логики, вне разума она,
вне нашей воли, как и всё в природе,
как снег и дождь, как осень и весна.
Но – парадокс! – когда любовь сметает
преграды, то совсем недолгий срок
она живёт и тихо отцветает
как всякий, даже красочный, цветок.
Что есть любовь? Совсем не каждый знает.
Не каждого её разрядом бьёт.
Она руины часто оставляет,
но счастлив тот, кто испытал её.
Мне возразят, что много есть супругов,
которые живут десятки лет
в любви и уважении друг к другу.
Конечно, есть. Но счастья их секрет
в том, что у них, как часто и бывает,
в другое чувство всё переросло.
Его любовью тоже называют
за неименьем подходящих слов.

 

 

 

Что с тобой, Россия?

 

Да что это с тобой, моя Россия!
Уж не хотим ни сеять мы, ни жать,
И избы заколочены пустые,
И не желают женщины рожать.


Над заводской трубой не видно дыма,
Одежду даже разучились шить,
Не техникой, а водкою горды мы,
Тем, что любого можем перепить.

Мозгов утечка – выше всякой меры,
Учёных не боимся мы терять,
И не нужны сегодня инженеры,
Одних лишь только менеджеров рать.

Богатства недр распродаём беспечно,
Чтоб то, что производит мир купить,
И думаем так будет бесконечно,
И можно беззаботно жить и пить.
А как же после этой нашей «ломки»
В руках страну потомкам удержать?
Хотя, какие там ещё потомки,
Раз не желают женщины рожать.

 

Простите, что сгустил немного краски,
Но горько видеть много лет подряд,
Что наши люди, как Емеля в сказке,
«По щучьему веленью» жить хотят.

 

 

 

 

Наша демография

 

Людей совсем «не густо»
Становится в стране.
Давно уже «капуста»
Не та у нас в цене.
И привлекают взоры
Людей со стороны
Огромные просторы
Пустеющей страны.
В погоне за «капустой»
Сумели мы забыть,
Что свято место – пусто
Никак не может быть.
Жизнь многое ломала,
Закон её жесток:
Людей в России мало?
Есть Юг, и есть Восток!
У них там на капусту
Хороший урожай,
Там не бывает пусто,
Ты женщина? Рожай!
И тех людей засилье
Здесь с каждым днём ясней.

Куда идёт Россия?
Что будет завтра с ней?

 

 

 

 

***

 

Беспечно губит землю человек!

Совсем как по живому топором бы:

Отходы, свалки, стоки в вены рек,

Да в них ещё электростанций тромбы,

Повсюду вырубаются леса,

Коптят машины, фабрики и стройки,

И океанов чистая слеза

Тихонько превращается в помойки,

И лёгкие земли не дышат тут,

Они забиты парниковым газом,

Гигантских мегаполисов растут

Повсюду роковые метастазы…

 

От смога, шума, пыли в городах,

Засилия машин и толп народа

Стремятся люди убежать туда,

Где чистый воздух, чистая природа.

И где-то там, от города вдали,

Где близко лес, да и река в придачу,

Приобретают сколько-то земли

И начинают дружно строить дачи.

Деревья рубят и бетон везут,

Повсюду визг электроинструментов,

И мусор в прилегающем лесу,

И даже, извините, экскременты,

Отходы жгут, и едкой гари мгла,

И пестицидов в воздухе отрава,

Речушка, что хрустальною была

Теперь грязна, как сточная канава….

Себя привыкли люди утешать:

Мол, что ж, - закономерное явленье.

И это невозможно избежать,

Как невозможно убежать от тени,

Законы жизни, жизнь диктует их…

 

А может всё же дело в нас самих?

 

 

 

Когда же люди поумнеют всё же

 

Когда же люди поумнеют всё же

и наконец сумеют разобраться,

что замполит и поп – одно и то же,

что это – просто смена декораций.

И эта смена ничего не значит,

Попы и замполиты, как ни странно,

одну решают главную задачу -

людей в послушных превращать баранов,

лишить их права думать, сомневаться

и запереть в мозгах к мышленью двери.

А в результате всех манипуляций

они должны лишь только слепо верить.

 

Попы усердно охмуряют лохов,

тех, кто всегда готов развесить уши:

Да на земле тут вы живёте плохо,

зато ведь в рай прибудут ваши души

и будут пребывать в блаженстве вечном.

А те, кто  властны и живут богато,

блаженствуют лишь в жизни быстротечной,

а после смерти ждут их муки ада.

Поэтому властителей любите,

на них работать хорошо старайтесь,

на бедность не ропщите, потерпите,

и власти и богатству покоряйтесь.

 

Когда ж попам уж верить перестали,

то новой власти новая элита,

и во главе её товарищ Сталин,

на смену им создали замполитов.

Раз ад и рай уж люди не приемлют,

то коммунизмом новый рай назвали,

перенесли его с небес  на землю,

но отнесли в несбыточные дали.

Зато уж ад – тот стал гораздо ближе.

Тех, кто не верил в будущее благо

и не хотел о новых сказках слышать,

тех поместили в новый ад Гулага.

Десятки лет мы сказку эту ели,

десятки лет лапша с ушей свисала,

но, наконец,  как будто поумнели,

и вот уж замполитов и не стало.

 

Но не бывает пусто свято место.

Попов за эти годы подзабыли,

а кто-то нужен замполитов вместо -

и вот попы воспрянули из пыли.

Хоть мы живём опять при новом строе,

Но людям как всегда нужна уздечка.

И вот опять повсюду церкви строят,

правители стоят в церквях со свечкой…

 

Когда же люди поумнеют всё же

и наконец сумеют разобраться,

что поп и замполит – одно и то же,

что это – просто смена декораций.

 

 

 

 

Менталитет

 

У разных стран на протяженьи лет

Успел сложиться свой менталитет.

 

Менталитет в Европе, если кратко:

Кулак, но в мягкой бархатной перчатке.

В Америке на политес не падки:

Кулак, но в жёсткой кожаной перчатке.

В России простодушные порядки:

Большой кулак и вовсе без перчатки.

 

И в мире нет ещё страны пока,

Где есть менталитет без кулака.

 

 

 

Узоры судьбы

 

В круговерти труда, борьбы,
Добывая удачи крохи,
Вышиваем узор судьбы
По суровой канве эпохи

 

И порой узор нехорош.
Виновата в этом канва ли?
Или рук преступная дрожь
Тех, что так узор вышивали?

 

Но зачем говорить о том,
Что канва была непростая,
Ведь её удалят потом,
А узор надолго оставят

 

И не сможем мы убедить,
что канва во всём  виновата.
По узорам будут судить
Нас потомки наши когда-то.

 

 

 

Зачем изобрели вас, поезда

 

Зачем изобрели вас, поезда,

Автомобилей племя, самолёты!

Нужна ли людям быстрая езда?

А может быть важней другое что-то?

 

Когда-то люди двигались пешком,

Перевозили грузы на телеге,

А если надо - ездили верхом

Рысцой в неторопливом лёгком беге.

 

И было всё открыто их глазам:

Богатство окружающей природы,

Поля и горы, реки и леса,

Причуды переменчивой погоды.

 

И то, что человек и ел, и пил,

Тогда всё было только натуральным.

Не то чтобы природу он любил,

Он сам её частицей был буквально.

Когда теперь в железной скорлупе

Мчим по земле, а то и в небе даже,

Мы разве можем разглядеть теперь

Какие там проносятся пейзажи.

 

Природу мы не чувствуем живьём,

Не видим, что больна она смертельно,

И как-то нам совсем не до неё:

Она отдельно, ну и мы отдельно.

 

 

Дорога жизни

И вот уже кончается дорога,

И мне отсюда весь мой путь видней.

И остаётся уж совсем немного

Не угадаешь даже - лет ли? дней?

Настало время подводить итоги

Запутанного длинного пути.

Как правильно я выбирал дороги?

Куда пришёл? Куда я мог придти?

Какие тени принимал за стенку?

Где опоздал? А где я поспешил?

Какую справедливую оценку

Я за экзамен жизни заслужил?

Мне кажется на двойку непохоже –

Ведь, всё-таки, не так уж плох финал,

И по дороге не давил прохожих,

И взяток на дороге не давал.

Но и пятёрка маловероятна,

Ведь в паутине непростых дорог,

И ошибался я неоднократно,

И, вообще, не сделал всё, что мог.

В самооценке грани слишком тонки

Вплетается субъективизма нить.

Возможно, что мой путь мои потомки

Могли бы объективней оценить.

А вот какой, без лести и ехидства,

От них оценки можно ожидать?

Но, впрочем, это просто любопытство.

Экзамен ведь уже не пересдать.

 

 

 

***

В этих строчках об известности не грезил я,

Не искал ответ на "вечные" вопросы.

Это, в общем-то, ведь даже не поэзия,

А, скорее, лишь рифмованная проза.

 


 

В КАЖДОЙ ШУТКЕ ЕСТЬ ДОЛЯ…

 

 

 

Час за час

 

Нам говорят, что вредно пить,

Не в меру женщину любить,

Курить, есть соль, класть сахар в чай -

Наука запрещает.

Все это верно, может быть,

Но вообще ведь вредно жить,

И каждый прожитый мной час

На час жизнь сокращает.

 

 

 

 

Женщинам.

 

Как странно: сколько красоты, добра,

Терпения и нежности, и ласки

Бог сотворил из нашего ребра

И подарил нам как в волшебной сказке.

Да если бы мы знали, для чего

Берёт у нас он эту кость кривую,

Уж мы б не пожалели для него

Получше кость - прямую и живую.

Ну, например, берцовую - ведь в ней

Есть мозг,  она длиннее и круглее.

И были б вы тогда ещё умней,

Ещё прекрасней и ещё милее.

А нам то эта кость зачем нужна!

Ведь мы же в восхищённом изумленьи

Пред женщиной в любые времена

Всегда стояли только на коленях!

 

 

 

 

 

Лекарства

 

Не дружу с лекарствами плохими я,

Ведь вредна для организма химия.

А хороших их и не бывает –

Все нас потихоньку убивают.

И, хоть казус тут со мной случился, -

Спать я почему-то разучился –

Всё равно, я не приму упрямо

Ни одной таблетки Фазепама.

Потерплю. Зачем же отступать –

Скоро ведь мы вечно будем спать.

 

 

Обручальные кольца

 

Кольца обручальные много говорят

 Тем, кто к ним прислушаться правильно умеет:

 - Осторожно, девушки, - я уже женат!

 - Парни, я уж замужем, что же вы - смелее!

 

 

 

 

Неутешительный прогноз

 

Когда болезнь в жестокий час

По капле жизнь из нас уносит,

С надеждой глядя на врача,

Мы спрашиваем о прогнозе.

И ждём. А по спине мороз.

Боимся. Жить хотим мы дольше.

А в сущности – смешной вопрос!

Ну - чуть поменьше, чуть побольше…

А о прогнозе мы спросить

Могли у матушки-природы,

Когда лишь начинали жить,

Буквально сразу после родов.

И услыхали бы тогда,

Чуть огорчившись, вероятно:

«Для всех людей прогноз всегда

В итоге неблагоприятный».

 

 

 

 

Зеркала

 

Плохие стали зеркала,

Неверно как-то отражают,

Меня так грубо искажают –

Пародия их просто зла.

 

Я помню - много лет назад

Получше делать их умели,

И на меня из них смотрели

Мои весёлые глаза,

Фигуры стройный силуэт,

Лицо живое, молодое

И симпатичное такое -

Теперь таких зеркал уж нет.

 

Хотя с тех пор прошли года,

В себе не чувствую изъянов,

Всё так же полон мыслей, планов,

Душа как прежде молода.

Зеркал же новых злая гладь,

Куда порой смотрю я сдуру,

Какую-то карикатуру

Теперь вдруг стала рисовать:

В жестокой глубине стекла

Старик, седой и лысоватый,

В морщинах весь, слегка пузатый…

 

Плохие стали зеркала!

 

 

 

 

 

 

Новый климат

 

Отменены морозы,

Отменены снега,

И в феврале уж грозы

Нас начали пугать.

 

Какой-то климат странный -

Как будто нет зимы,

Как будто в тёплых странах

Живём теперь все мы.

 

С надеждой смотрим вдаль мы -

А, может, не грустить?

Теперь, наверно, пальмы

Начнут у нас расти,

 

И нас небесной манной

Шесть соток одарят:

Кокосы и бананы,

Инжир и виноград.

 

Но ведь у нас иная

«Особенная стать»,

Её, как всякий знает,

Умом и не понять.

 

И, как в любом вопросе,

Мы в опыте чужом

Всё лучшее отбросим,

Всё худшее возьмём.

 

Не вырастим мы сочный,

Пахучий ананас,

Но скорпионы – точно

Появятся у нас!

 

Февраль .2008

 

 

 

 

 

Весенние флюиды.

 

Вдруг не стало мне покоя,

Как-то не до сна.

Что-то в воздухе такое…

Может быть весна?

Стали женщины красивей,

Простынь холодней,

И, как нож на абразиве,

Я верчусь на ней.

Это шуточки природы!

Нас не проведёшь!

Чуть поддался – речь про роды,

Глядь – и в ЗАГС идёшь.

Быт, семья, забот корзины…

Нет уж! Потерплю.

Или, лучше, из резины

Женщину куплю.

 

 

 

 

Осьминог-предсказатель*

 

По сути – что такое осьминог?

Большая голова и восемь ног.

И скажет вам любой специалист:

«Да это ж идеальный футболист!

Что нужно – всё с избытком у него,

А лишнего и нету ничего:

Нет для штрафных опасности такой,

Что он сыграет иногда рукой».

Наверно потому-то осьминог

И предсказать все результаты смог.

 

2010 г.

*На чемпионате мира по футболу 2010 в ЮАР осьминог Пауль верно предсказал все результаты матчей команды Германии, включая поражения немцев от команд Сербии и Испании, а также победы над Англией и Аргентиной.

 

 

 

 

О, женщины!

 

Нам говорят учёные-смутьяны,

(Совсем они, видать, с ума сошли)

Что мы произошли от обезьяны.

Враньё! От женщин мы произошли.

 

И всё, что в жизни нам всего дороже,

То, без чего не стоило б и жить,

Всё женщины нам подарили тоже.

Так как же ими нам не дорожить!

И потому-то, если разобраться,

Везде и всюду, от дворцов до хат,

(хоть в этом мы не любим признаваться)

У нас царит сплошной матриархат.

 

Ну, правда, есть такие, что с изъяном –

Власть женщин не желают принимать.

Вот может быть они – от обезьяны.

И дикие ещё – ну что с них взять!

 

 

 

 

80-летнему юбиляру

Считается, что в восемьдесят лет

Вступают люди в старости эпоху.

Но ничего плохого в этом нет,

Кто выдумал, что старость – это плохо?

Не правы те, кто в этот новый век

Одни лишь только минусы считают.

Да, кое-что теряет человек,

Но кое-что ведь и приобретает!

На каждый минус плюс найдётся свой,

И вовсе нет печального итога.

Вот, скажем, что-то стало с головой,

Склероз подчистил память нам немного,

Объём её теперь уже не тот,

Зато вокруг – опять полно смешного:

Тебе расскажут старый анекдот,

А ты хохочешь – для тебя он новый.

На голове не только седина,

Уже и плешь проредила причёску.

Зато шампуня меньше надо нам,

А сколько сэкономим на расчёсках!

Зубов своих уж нет у нас давно,

И челюсти искусственные в пасти,

Зато не знаем боли мы зубной,

Опять же экономия на пасте.

Бессонница. Теперь мы мало спим.

Зато для нас как удлинились сутки!

Мы ночью за компьютером сидим,

И есть для чтенья лишние минутки.

Мы с палочкой выходим в путь любой,

В ногах у нас какая-то слабинка,

Но ведь теперь у нас всегда с собой

На всякий случай крепкая дубинка!

В метро, когда на женщину глядишь,

Она встаёт и место уступает.

Обидно! Но, зато, всегда сидишь,

Хоть мест в метро свободных не бывает.

Как патриарха чтит тебя родня.

Да, и ещё. Ты будешь жить богаче!

Ведь военком с сегодняшнего дня

Тебе побольше пенсию назначит.

Ну, словом, старость мы должны любить.

Жаль, только, время быстро так помчалось.

Давайте же отныне будем пить

За то, чтоб старость дольше не кончалась!

 

 

 

 

Натурал

 

Я натурал, но я за гей-парады.

Все натуралы им должны быть рады:

Чем больше лохов в «голубые» втянется,

Тем больше женщин нам тогда достанется.

 

 

 

 

Оптимизм и пессимизм

 

Тот оптимист, кто в пост, блюдя диету,

жует весь день морковную котлету

и верит, что, зато в раю, конечно,

амброзию вкушать он будет вечно

 

Тот пессимист, кто даже в ресторане,

едва войдя, уж огорчён заранее,

тем, что всё то, чем здесь он  насладится,

так быстро в экскременты превратится.

 

 

 

 

В супермаркете

 

Не подходите к колбасе,
В ней мяса нет почти совсем.
Крахмал и соя, и нитриты,
Немного жил, рога, копыта.

 

Сгущёнку лучше обойти,
Хорошего в ней не найти,
Коров уже почти забыли,
А вот кокосы подоили.

 

В пакетах тоже молоко,
От натуральных далеко,
Туда налит исподтишка
Раствор сухого порошка.

 

Вот масло сливочное, но
Не настоящее оно,
В нём сливок вовсе нет нисколько,
Жиры растительные только.

 

Брать мясо – думаете можно?
Нет, будьте очень осторожны,
Ведь не пасли скотину в поле,
А чем кормили? Чем кололи?
Антибиотиков тут – тонны,
Для роста быстрого – гормоны.

 

Хотели фрукты вы купить,
Но лучше к ним не подходить,
Чтоб вид хороший сохранили,
Их слоем химии покрыли.

 

Морковь, капусту выбирать?
Да нет же, их не надо брать!
Ведь в них нитраты, пестициды,
Да плюс ещё и гербициды,
Короче – всякое дерьмо.
Наверняка и ГМО.

 

Пирожных, тортов вы любитель?
В них увлажнитель, разрыхлитель,
Краситель, ароматизатор,
Плюс эмульгатор, консерватор.

 

И, если есть при вас очки,
Читайте мелкие значки.
Что трудно? Надо постараться:
Везде и всюду Е120,
Е100, Е233,
Весь список длинный – сам смотри.

 

Так что же надо покупать?
Ну, что я вам могу сказать,
Чтоб было всё у вас нормально,
Питаться надо виртуально.
Ведь есть ТВ и интернет,
Чего в рекламе только нет!
Любой продукт в ней лучший самый!
Так что – не сыты вы рекламой?

 

 

 

 

Через 9 месяцев.

 

На уик-энд два друга, Боб и Джон,
поехали на лыжах покататься
на популярный горнолыжный склон.
Когда они проехали миль двадцать,
внезапно ветер, снег, какой-то мрак,
не видно ничего из-за метели,
и стало ясно, что теперь никак
уже им не добраться до отеля.
С трудом проехав милю или две,
вдруг видят – дом красивый у дороги.
Остановились, постучали в дверь.
Хозяйка появилась на пороге.
Красивая, лет тридцать-тридцать пять.
Друзья ей объяснили что случилось
И попросились переночевать.
Она, казалось, несколько смутилась:
- Дом у меня большой, а я одна,
   и комнату для вас найти бы можно,
   метель, совсем дорога не видна,
   но я должна быть очень осторожна.
   Должна я объяснить. Всё дело в том,
   что я совсем недавно овдовела,
   и, если вдруг пущу мужчину в дом,
   начнутся сплетни. Я бы не хотела.
Ей Боб ответил:
- Вас легко понять.
  И, чтобы сплетен не рождать охальных,
  могли б мы с другом переночевать
  в сарае, во дворе, вполне нормально.
Хозяйка согласилась. Боб и Джон
устроили себе постель из сена.
Боб за рулём устал, и в сладкий сон
он провалился тут почти мгновенно.
Джон рано утром разбудил его:
- Пора в дорогу! И денёк отличный!
- С хозяйкой не простились…
- Ничего. Будить её так рано неприлично.
Прекрасно уик-энд прошёл тогда
на трассах от простых до очень сложных.
Вернувшись, вспоминали иногда
об этом приключении дорожном.
Минуло 9 месяцев. И вдруг
Боб получил письмо от адвоката.
Прочёл и вздрогнул – ну, хорош мой друг!
А я ему так доверял когда-то…
Поехал к Джону.
- Джон, смотри в глаза.
  Ты помнишь дом, где мы заночевали
  в дороге 9 месяцев назад?
- Конечно! И забыть смогу едва ли.
- Скажи, в ту ночь, когда я там уснул,
   не навестил ли ты постель хозяйки ?
Смутился Джон:
- Сказать по правде… ну…
   да, было, уж признаюсь без утайки.
- А не назвался ль именем моим,
   когда она, как звать тебя спросила?
Ещё сильней смутился Джон:
- Прости! Признаюсь честно, это было.
  А твой допрос сегодня – для чего?
 Ведь это было уж давно когда-то.
- Не так уж! Девять месяцев всего.
И мне пришло письмо от адвоката.
Джон растерялся:
- Боб, прости! Прости!
  Я ж просто в шутку, я не думал даже,
  что я могу тебя  так подвести!
  Готов я сделать всё, что ты мне скажешь!
- А хочешь знать, что пишет адвокат
  по порученью женщины?
- Да ясно! Давай-ка мы подумаем пока,
  что делать в ситуации ужасной!
- Но всё-таки послушай. Он в письме
   мне сообщает, что она скончалась.
   И хоть была внезапной эта смерть,
   но всё же завещание осталось.
   И, к удивленью моему, она
   свой дом и капитал мне завещает
   за ночь, что я провёл с ней там без сна.
   Ту ночь она волшебной называет.

 

 

 

 

Три католика и дама

 

Однажды в Париже собрались за столиком
в кафе, что вблизи Нотр-Дама,
три очень солидных туриста католика
и с ними изящная дама.
Один похвалился:
- Мой сын, хоть и молод,
  однако уже он аббат.
  Когда он заходит в сутане до пола,
  ему «О, Отец!» говорят.
Второй:
- А вот мой сын – само совершенство -
  епископ он. Если войдёт,
  то сразу же «О, Ваше преосвященство!»
  вокруг восклицает народ.
А третий:
- А мой - кардинал в Ватикане.
  Когда появляется он,
 «О Ваше святейшество!»,-все христиане
кричат ему с разных сторон.
Тут дама вмешалась:
- Прошу извиненья,
  и я бы о сыне не прочь,
  но сына-то нет у меня, к сожаленью,
  зато есть красавица дочь.
  Бюст - сто, бёдра - сто, а вот талия – сорок,
  и пара красивейших ног.
  Куда б ни зашла - привлекает все взоры,
  и ахают все: «О, мой бог!»

 

 

 

Большой теннис

 

Позвал к себе на дачу Василий Николая:
-Там в теннис поиграем.
-О, в теннис! Хорошо.
Сражаться доводилось нередко у стола им.
Он думал, что в настольный, приехал – там большой!
-Ого! Большой построить ты раньше и не брался,
  ведь корт – такие деньги! Где ты сумел их взять?
-Нашёл в реке бутылку, и джин в ней оказался,
 желания любые он может выполнять.
-Вот это да! А можно и я задам желанье?
-Валяй! Но только громче произноси слова.
 От старости, а может от долгого лежанья,
 но только джин в бутылке немного глуховат.
-Хочу, что б на меня тут посыпались вдруг баксы,
  и, что б проблемы с ними я навсегда забыл!
И, только произнёс он, как с неба – факсы, факсы!
И Николай по горло завален ими был.
-Что! Что это такое!
-Ну, говорил тебе я,
 что б ты ему погромче слова произносил.
 От старости у джинов, конечно, слух слабее.
 А я, ты думал, ТЕННИС большой себе просил?

 

 

 

 

Мужчины заявляют

 

Могу сказать от всех мужчин вполне я:
Для нас ценнее злата-серебра
И вообще всего, что есть, ценнее
Изделие из нашего ребра!

 

 

 

 

Телефонный диалог

 

- О, доктор, приезжайте поскорее!
Я знаю, ваше время дефицит,
но боли у жены, и всё острее,
боюсь, что у неё аппендицит.
- Не бойтесь, я могу сказать вам смело,
аппендицит ведь у неё уж был,
тогда я операцию ей сделал,
аппендикс весь успешно удалил.
Так делают врачи уже два века,
аппендицит вы можете забыть,
и не слыхал я, что у человека
ещё второй аппендикс может быть.
- Вы не слыхали? Время зря теряем.
Ирония здесь вовсе не нужна.
Возможно вы слыхали, что вторая
У человека может быть жена?

 

 

 

Два эпизода

 

Россия. Год две тыщи третий.
Москва. НИИ ЭЦВМ.
В отделе кадров на беседе
Мужчина, молодой совсем.

- Где Вы учились? Специальность?

  У нас большой вакансий лист.

- В МЭИ, и индивидуально.

  А специальность – программист.

- Прекрасно. Что бы Вы хотели?

   Вот предложить могу я Вам -

   есть должность МНС* в отделе

   поточно-сетевых программ.

- Спасибо. Мне подходит это.

- Отлично! Ну, тогда сейчас

   заполните-ка, вот, анкету,

   и оформлять я буду вас. 

 -.Не виртуально, а в натуре

   не научился я писать

   я только на клавиатуре

   умею знаки набирать.

 - Как не умею?! Что – буквально?!!!

 - Буквально, к сожаленью. Да.

 - Ну, случай просто уж скандальный!

   Я не могу вас взять тогда.

 

Нью-Йорк. Две тысячи девятый.

Остановился лимузин

На авеню шикарной, пятой,

где ювелирный магазин.

Мужчина с дамой элегантной

заходят в этот магазин.

Колье из крупных бриллиантов

сверкает за стеклом витрин.

- Колье вот это ты хотела?

- Да, но сто тысяч, дорогой.

- Подумаешь, какое дело!

И он уверенной рукой

вдруг поднимает почему-то

и открывает дипломат,

и пачки долларов оттуда

на стол выкладывает в ряд.

Хозяин подошёл поближе:

- Какой вы странный человек!

  Впервые я такое вижу,

  могли ведь выписать вы чек!

- Не смыслю в чеках ни бельмеса.

  А если б я писать умел,

  в НИИ б работал МНС-ом

  и денег вовсе не имел.

 

*МНС – младший научный сотрудник.

Произносится: мэ нэ эс.

 

 

 

 

Виртуальная жизнь

 

Смартфон, планшетник, ноутбук

и всякие другие гаджеты –

теперь без них мы как без рук.

Билл Гейтс, однако, ну и гад же ты!

Ты в виртуал нас заманил,

стерев границы между странами,

реальный мир нам заменил

люминесцентными экранами.

И словно глупых карасей

нас сгрёб сетями социальными,

и вот уже в Facebook мы все

живём с друзьями виртуальными.

Уж нет свиданий под луной,

забыты звёзд ночных хрусталики -

всё это нам заменено

на сообщения и смайлики.

Объятий нет в плену сетей,

и по ночам (теперь мы «совы» ведь)

не делать будем мы детей,

а в CorelDRAW их вырисовывать.

 

 

 

 

Рассказ хоккеиста

 

Вчера мы приложили бело-красных.

Срубили очень нужных три очка.

Был счёт два-два, но Саня щёлкнул классно,

а Витя Бык подправил с пятачка.

Конечно мы отметили в «Бристоле»,

гудели там до самого утра.

И не пойму –  так перебрал я, что ли,

но сон потом приснился – просто страх!

Как будто вдруг проснулся от свистка я.

Откуда это? Не на льду ведь я.

Открыл глаза – О, боже! Жуть какая!

Передо мной чудовищный судья.

В рубашке он обычной полосатой,

но пара чёрных крыльев за спиной,

глаза как угли, жутко волосатый,

и говорит, что он пришёл за мной.

Мол, ты свои уж откатал на свете,

положенные мужикам деньки.

Теперь давай прощайся с миром этим,

Пора тебе отбрасывать коньки.

Я говорю:

- Ошиблись вы возможно,

Ведь мне всего-то только тридцать лет,

а вон за дверью противоположной

живёт сосед, довольно старый дед.

Так почему положено мне тридцать?

А ведь ему за шестьдесят давно.

Нечестно! Нет! Судить так не годится!

Судья в ответ:

- Всем поровну дано.

Всё честно. А причина тут простая,

Ведь мы, ну, как в хоккее, например,

всем время только чистое считаем,

для тех, кто спит – стоит секундомер.

Вот твой сосед ночами спит нормально,

а ты проводишь ночи в кабаках.

- Ну, ладно, пусть он больше спал реально,

но не на тридцать лет наверняка!

- Ты прав, обязан тем не только сну ты,

но сигареты, рюмки – вот беда,

за каждую по две штрафных минуты

из жизни удаляется всегда.

Тут я заныл:

- Но ведь Олимпиада…

а без меня и тройки первой нет…

А победить нам непременно надо,

страна от нас ждёт в Сочи лишь побед!

Задумался судья:

- Олимпиада?

Что ж. Подожду. Она ведь «на носу».

Но знай: не победите – в бездну ада

тебя я сам на крыльях унесу.

Не стану я, как должен ангел смерти,

добро и зло соизмерять шкалой,

а прямо в ад! И там тебя уж черти

впихнут в котёл с кипящею смолой.

Проснулся я ну прямо с дрожью в теле.

Ох, это ж сон! Приснится же порой!

И вдруг увидел – прямо у постели

Лежит большое чёрное перо…

 

Болельщики! Меня вы пожалейте!

В котёл к чертям мне страшно угодить!

Болейте же за нас, всегда болейте!

И, может быть, мы сможем победить.

 

Январь 2014 г.

 

 

 

 

 

 


 

ПЕСНИ

 

 

***

Тонут звезды в Москве-реке,

И ладьёю скользит луна.

Ещё виден твой след на песке,

А вокруг звенит тишина…

 

Я сказал тебе все не то,

Я сказал тебе все не так,

Я хотел тебе крикнуть - постой!

Но не крикнул. Я так устал.

 

Я устал от долгих разлук,

От упреков и горьких слов,

От твоих неласковых рук,

От моих мальчишеских снов.

 

От тревожной тоски устал,

И устал я любить тебя.

Я б давно от тебя убежал,

Но куда бежать от себя?

 

Звезды тускнут в речном стекле,

Уплыла за тучи луна,

А на всей огромной земле

У меня только ты одна.

 

 

 

 

Афродита.

 

Я тебя увидел на Чегете,

В ярких брызгах снега ты промчалась.

Так счастливым людям на планете

Афродита в древности являлась.

А потом искал тебя я взглядом

В холлах от “Азау” до “Иткола”

И не знал, что ты со мною рядом,

Что и ты отсюда, из “Терскола”.

 

Припев:

Ты веселая,

Ты красивая,

Хоть о чем-нибудь меня попросила бы.

Хочешь - лыжи донесу,

Хочешь - сходим в Адыл-Су,

Хочешь - я рододендроны отыщу

 

Только на меня и не глядишь ты,

Даже как зовут тебя - не знаю.

Потому тебя я Афродитой

С самой первой встречи называю.

Как бы мне узнать тебя поближе,

Но в твоих глазах лишь снег да трассы,

И когда тебя я ни увижу,

Все вокруг тебя толпятся ассы.

 

Припев.

 

Я еще катаюсь очень мало,

Но теперь мне нет пути иного.

Осенью куплю себе “металлы”,

А весной в Терскол приеду снова.

И тебя, я знаю, снова встречу

На знакомых снежниках Чегета,

И тогда в такой же теплый вечер

Будет эта песенка допета.

 

Припев.

 

Апрель1972 г.  Терскол.

 

 

 

 

Баксанский вальс.

 

Опять за окошком бушует Баксан,

Сражаясь с ночной тишиной.

А я, почему-то, не знаю и сам,

Сегодня как будто хмельной.

Сердце с гор не вернулось,

Больно щемит в груди.

Что-то мне рано взгрустнулось -

Разлука еще впереди.

 

Сюда не домчатся гудки поездов

И рев самолетных турбин.

И нет на планете больших городов,

А есть только гор серпантин,

Белые груди Эльбруса,

Старый приятель Чегет.

Если в горах не струсил,

Другой уж дороги нет.

Баксанские сосны сбежались гурьбой,

Звезда в вышине - это «Ай»*.

Прощаюсь с горами, со снегом, с тобой,

Нелегкое слово - прощай.

Дни пронеслись как склоны

В свисте несущихся лыж,

Вот уж капелей звоны

Слышатся с тающих крыш.

Смешная привычка - давать адреса,

Ведь писем не будет, не жди.

Давай лучше бросим монетки в Баксан,

Чтоб встреча ждала впереди.

Просто взмахнем руками,

Взглянем друг другу в глаза,

Ведь все равно словами

Главного нам не сказать.

 

*Высокогорное кафе на Чегете

Апрель1972 г.  Терскол

 

 

 

Офицеры РЭБ*.

 

Уж много лет страна моя

Не проливает кровь в боях,

А нас война не выпустит никак.

Как мушкетеры - в гуще драк,

И снова бой, и снова враг,

И, только вот, антенны вместо шпаг.

 

“Фантомов” вой над головой,

В пустыне бой, и в джунглях бой.

Оружие моё не чертит трасс,

Но, если цель теряет “Хок”**,

И ПТУРС*** опять уходит вбок,

Пусть кто-то добрым словом вспомнит нас.

 

*Радиоэлектронная борьба

**Американская зенитная ракета

*** Противотанковый управляемый снаряд

 

 

 

***

Годы прошли как станции,

Скоро уже прибытие.

Под перестуки месяцев

Поезд замедлит бег,

А по ночам все снятся мне

Старые общежития,

Песни поры студенческой

И беззаботный смех.

 

Жизнь разбросала нас давно,

Редко случалось встретиться,

Каждого вел своим путем

Данный судьбой билет,

Но все равно как звездочка

Старая дружба светится,

И мне как прежде дорого

Братство тех давних лет.

 

Головы побелили нам

Жизни семестры длинные,

Сколько зачетов сдали мы,

Сколько ещё сдадим!

Ну, а в душе мы прежние,

Нет не страшны седины ей

И до последней сессии

Молодость сохраним.

 

 

 

 

 

 

На научно исследовательском судне

“Академик Сергей Королёв”.

 

И снова солнце

                скатилось в океан,

И календарь

                стал на листочек тоньше,

А наша жизнь, как утомительный роман,

Где каждая страница всё о том же.

 

На берегу

                любого кто-то ждёт,

А здесь мы все

                друг другу

                            надоели,

И каждый день наш

тянется как год,

Скрипит с натугой колесо недели.

 

Да, видел я

                Гаванну и Сидней,

Античные руины

Геллеспонта,

Но это только пять коротких дней,

А двести дней –

вода до горизонта.

 

И не спасут

                от тягостной тоски

Ни вахты нас,

                ни карты, ни гитара,

Уж лучше б степь,

уж лучше бы пески,

Полынь сухая знойного Кап. Яра.

 

 

 

 

 

 

В походе.

 

По склону вверх,

За шагом шаг

Шагаем и шагаем.

Тяжёл рюкзак,

И пот в глазах,

Но мы не унываем.

И пусть наш путь ещё далёк

И труден и горист,

Но тот, кто в горы не ходил,

Тот просто не турист.

 

Но вот привал.

Хоть ты устал,

Но не спеши ложиться,

Ведь даже ночь

Уходит прочь,

Когда костёр искрится.

А у костра веселье, смех,

Играет гитарист,

А кто не любит песни петь,

Тот просто не турист.

 

Кипит котёл,

Уставлен стол

Дымящейся посудой.

И щи с дымком -

Не просто щи,

А маленькое чудо.

И по еде мы взять могли б,

Наверно первый приз,

А кто не любит много есть

Тот просто не турист.

 

Влезай в мешок,

Скала дружок

Не лучшая перина,

Но ты ложись

И не вертись,

Ведь ты не балерина.

Пусть от корней

И от камней

Склон под тобой бугрист,

Но кто в мешке не ночевал,

Тот просто не турист.

 

А где-то там,

Под сенью пальм

Осталось Кобулети.

Матрасник наш

Спешит на пляж

И солнце ярко светит.

И всем нам хочется порой

Быстрей спуститься вниз,

А кто о доме не грустил,

Тот просто не турист.

 

Проходят дни,

Бегут они,

И вот конец похода.

Бери рюкзак,

Шагай назад

Сквозь зной и непогоду.

И бросив вверх последний взгляд,

Вернёмся с синих гор,

Нас встретит море, солнце, пляж

И дядька Черномор*

 

Кобулети.

*Начальник турбазы МО “Кобулети” подполковник Черноморец

 

 

 

 

Пули прошедшей войны.*

 

Нас не было тогда еще на свете,

Когда война жестокая гремела.

Зажили её раны на планете,

И нас она, как будто, не задела,

Но парни, те что падали в атаке,

В бреду бинты кровавые срывали,

Ползли по минам в предрассветном мраке -

Ведь с ними их потомки умирали!

 

Вглядитесь в наши цепи поредевшие -

Скольких среди тишины

Скосили к нам сквозь годы долетевшие

Пули прошедшей войны.

 

Такие же как мы шли в бой мальчишки,

Как мы они мечтали и любили.

В удачу веря до последней вспышки,

Они до счастья так и не дожили.

И клочья раскаленного металла,

Которые повсюду их искали,

С бойцом, чье сердце биться перестало,

И род его навеки обрывали.

 

От прадедов через тысячелетия

Жизни тянулась к ним нить,

Но факел в бесконечной эстафете им

Не удалось сохранить.

 

И, если бы не вой чужих снарядов,

Не злое грохотанье автоматов,

Сидели бы сегодня с нами рядом

Весёлые ребята и девчата.

И, может быть, другой какой-то парень,

Талантливый и очень интересный,

Играл бы вам сегодня на гитаре

И пел свои, совсем другие песни.

 

Вглядитесь в наши цепи поредевшие -

Скольких среди тишины

Скосили к нам сквозь годы долетевшие

Пули прошедшей войны.

 

1985 г.

* Написано для сына, для исполнения в ДК МАИ

 

 

 

 

 

***

Под новый год мы старый провожаем,

Что радости и горе нам принёс,

Друзей, навек ушедших, вспоминая,

Я встану и скажу короткий тост:

- Я вижу их как наяву,

Они лишь в нас теперь живут,

Так что ж, за нас, за нашу дружбу,

За солнце и зеленую траву.

 

Придет пора и ночью новогодней

Друзья мои сойдутся без меня,

И кто то, так же как и я сегодня,

Всем скажет тихо, свой бокал подняв:

- Я вижу их как наяву,

Они лишь в нас теперь живут,

Так что ж, за нас, за нашу дружбу,

За солнце и зеленую траву.

 

Когда-нибудь останется последний,

Встречая неизвестный новый год,

Он вспомнит наш обычай многолетний

И мысленно свой тост произнесет:

- Я вижу их как наяву,

Они во мне одном живут,

Так что ж, за нас, за нашу дружбу,

За солнце и зеленую траву.

 

 

 

 Несколько не новых стихотворений

25 января 2020, 14:48

Миша, ты как-то говорил мне, чтобы я присылал свои стихотворения, чтобы можно было, публикуя их, придавать сайту какое-то движение. Я набрал несколько стихотворений. Они не новые, но на сайте их не было (если я не ошибаюсь). Посмотри - если решишь публиковать - публикуй. Подойди к ним критически - что не понравится - отбрось.

 

В битве со временем

 

И вот ещё один промчался год,

ещё один остался за спиной,

а Новый год опять ведёт вперёд,

как командир в бою кричит: «За мной!»

 

Мы снова будем время штурмовать,

очередного года рубежи.

Но время нас умеет убивать,

и кто-то ведь туда не добежит.

 

А те, кто в битве с временем падёт,

кто в семьдесят, а кто и в двадцать лет,

не ведают ещё, что настаёт

последний год их жизни на земле.

Смеясь, шутя встречали Новый год,

С друзьями пили за него вино…

 

Как хорошо, что людям наперёд

Знать роковые даты не дано.

 

 

 

 

 

***

Мы знаем: все когда-нибудь уйдём,

Но кто когда – вот это полный мрак.

А мне теперь уж в возрасте моём

Куда важнее не когда, а как.

 

 

 

И там так!

 

Я расскажу вам, что однажды было:

Бог встретил душу и направил в рай.

А там в раю так скучно, так уныло,

Ну хоть ложись и снова помирай.

А как-то раз, гуляя вдоль забора,

Который рай от ада отделял,

Душа нашла большой просвет, который

Ей видеть ад из рая позволял.

А там веселье, музыка и хохот

Звенят бокалы, пляшут и поют…

Душа помчалась к богу:

- Мне тут плохо,

Отправьте в ад, я не хочу в раю!

- Ну, что ж, иди.

И - в ад душа стрелою.

А там её в котёл, там жар и чад!

Душа кричит:

- Как! Это что такое!

Ей чёрт в ответ:

- Как, что. Обычный ад.

Душа вопит от боли, с чёртом спорит:

- Я ж видела, что ад совсем другой!

- Где видела?

- Через дыру в заборе!

- Ну, это агитпункт у нас такой.

 

 

 

 

 

 

 

Друзья уходят

 

Мир постепенно опустел вокруг

Как тяжело друзей мне хоронить.

Вчера ушёл один мой старый друг.

Ещё одну жизнь оборвала нить

 

Вы все там вместе, я не знаю где.

Вас годы неизменными хранят,

А я один в холодной пустоте

Огромной и безлюдной для меня.

 

Как будто я на поезд опоздал,

Который увозил моих друзей.

И пуст перрон. И пуст большой вокзал

Во времени застывший как музей.

 

20.11.2017 г. (19.11.2017 г. умер Вадим Мальков)

 

 

Тень.

 

Я со своею тенью не в ладу,

Желанья наши противоположны,

Идти покорно куда я иду

Она не хочет. Ох как мне с ней сложно!

 

Когда на север должен я идти,

Я не хочу, там холодно и скверно,

А тень моя несётся впереди

И тянет за собой меня усердно.

На запад, на восток когда иду,

Плетётся слева или справа, с краю,

Цепляясь за что можно на ходу

И развернуть меня к себе стараясь.

 

Когда ж на юг идти мне повезёт

Туда, где солнце нежно гладит кожу,

Тень за спиной так нехотя ползёт

И тормозит меня, как только может.

 

Никак не хочет тень моя понять,

Что без неё спокойно проживу я,

А вот она не может без меня,

Ведь без меня она не существует.

 

Но, признаюсь, не всё мне по плечу,

Ведь в жизни целый лес хитросплетений,

И даже если очень захочу,

Я не смогу избавиться от тени.

 

 

 

 

 

Адюльтер

 

Любовь сильнее этики и воли,

И вот Серёжа с пышногрудой Галей,

Женой коллеги по работе, Коли,

Не устояв, любовниками стали.

 

Стыдился их предательства Серёжа,

Он знал, что Коля, честный, откровенный,

И был всегда предельно осторожен,

Чтобы не ранить Колю их изменой.

 

Однажды вечерком с женою Таней

Серёжа наводил порядок в доме.

Звонит смартфон, и на его экране

Знакомый и привычный Галин номер:

 

- Серёженька, любимый, есть возможность –

Внезапно вызван на дежурство Колька,

Удрать из дома для тебя не сложно?

Лети ко мне! Ночь будет нашей только!

 

Сказал Серёжа Тане:

- Блин! С работы.

Всегда вот так не вовремя бывает!

Звонят, что заболел внезапно кто-то,

И срочно на дежурство вызывают.

 

Собрался и поехал, но вначале

Заехал на работу, убедиться,

Что Коля там работою завален,

Домой внезапно он не возвратится.

 

Чтоб Коле объяснить, зачем приехал,

Сказал, что здесь была чужая флешка,

Мол, думал – отдавать её не к спеху,

А оказалось, что большая спешка.

 

Тут Коля говорит ему:

- Серёга,

Уж раз тебя я так удачно встретил,

Побудь в дежурной комнате немного,

Я сбегаю перекушу в буфете.

 

И убежал. Хотя Серёжа этим,

Конечно, был немножко недоволен,

Но сел. И оглядевшись тут, заметил,

Что на столе забыл смартфон свой Коля.

Когда спешишь – не редкое явленье.

А тот вдруг зазвонил, и на экране

Возник к его большому удивленью

Знакомый и привычный номер Танин.

 

Зачем звонит? Откуда номер знает?

Они ведь и знакомы с Колей мало!

А может помощь срочно там нужна ей?

- Алло!

И вот что в трубке услыхал он:

 

- Колюня, милый, вот какой сюрприз нам,

Такой удачи не ждала я даже,

Сергей внезапно на дежурство вызван.

Лети ко мне! И ночь вся будет наша!

 

 

 

 

 

 

 

 

Незнакомка в метро

 

Как много взгляд умеет рассказать

О мире чувств, куда тебя не впустят.

Красивая? Наверно. Но глаза…

Невыплаканных слёз. Застывшей грусти.

 

И я как будто вижу, как она

Идёт домой, слегка ссутулив плечи,

А дома – неживая тишина

И долгий-долгий одинокий вечер.

 

Ей скоро тридцать, а она одна.

И не уйти от мыслей невесёлых.

Тропинка к счастью так и не видна,

А у подруг уж дети ходят в школу.

 

Встречалось много на её пути

Желающих попользоваться телом,

Да только вот мечту свою найти

Она, к несчастью, так и не сумела.

 

И праздник жизни – где-то стороной.

Ни для кого не быть ей королевой.

И ей, наверно, так и жить одной.

Бесплодным пустоцветом. Старой девой

 

И жалко мне её почти до слёз.

Но…. может быть я выдумал всё это?

И выдумку сам принял так всерьёз

Больным воображением поэта?

 

Возможно всё не так, в конце концов.

И замужем, и дети есть к тому же.

Ну а её печальное лицо –

Да просто утром поругалась с мужем.

 

 

 

 

Старею

 

Старею я. Стал это замечать,

Когда мои так изменились чувства,

Что женщин стал теперь воспринимать

Лишь как произведения искусства.

 

Несбывшееся

 

Дурманит нас как горькое вино

Судьбы несостоявшаяся милость –

Романтика  Несбывшегося. Но…

Возможно повезло нам, что не сбылось.

 

 

 

 

 

Жизнь

 

Листаю промчавшейся жизни тома,

Судьбы полу стёршийся почерк,

С одной стороны – это длинный роман,

С другой - лишь коротенький очерк.

 

 

 

 

 

 

 

На краю

 

Мы на краю небытия стоим,

И мысль одна жестокая тревожит:

Что делать мне с имуществом своим?

Ведь взять с собой его никто не может.

Я не об осязаемых вещах,

Их как-нибудь наследники поделят -

О том, что невозможно завещать,

Но что куда важней на самом деле:

И творческих идей бесценный клад,

И бесконечность замыслов и планов,

И знаний, и умений целый склад,

И опыт жизни в мире лжи, обманов.

Кому-то передать, пока живой?

Но это невозможно. И, к тому же,

У каждого багаж по жизни свой,

Чужой багаж – он никому не нужен.

Всё это не возьмёт никто иной.

 

Но горько знать, что всё уйдёт со мной.

 

 

Старая больная планета

 

Плешины срубленных лесов,

Морщины обмелевших рек,

Нарывы смрадных городов,

Ожоги войн из века в век,

Вся в ранах плоть материков,

И грязный океан скулит

 

Седые пряди облаков

Над головой больной Земли

 

 

 

 

 

Картинка с натуры

 

Была она очень стара и больна

В последние годы в квартире одна

Родных и друзей не осталось вокруг

И только собака – единственный друг.

Заботилась видно хозяйка о ней,

Да только болезни и время сильней.

Когда же свершился их злой приговор,

То выпустил кто-то собаку во двор.

Хозяйка её никогда не придёт.

Но в это собака не верит и ждёт.

Неделю у двери подъезда сидит,

За всем, что вокруг происходит, следит,

Боится хозяйку свою проглядеть.

 

И сколько ещё она будет сидеть?

 

А больно ли?

 

А больно ли растению, когда его срывают?

А дереву зелёному, когда его срубают?

А муравью, когда его вдруг давят на дороге?

А мухе, у которой вырывают в шутку ноги?

А червяку, когда рыбак пронзил его крючком?

А раку, что живым в кастрюлю брошен с кипятком?

А…, впрочем, смысла нет перечислять одно и то же,

Любой из нас продолжить этот список длинный может.

Задумался ли кто-то хоть когда-то каково им?

А надо б помнить всё-таки, что это всё ЖИВОЕ!

 

***

Всё выше поднимаемся, всё выше

По непростым нагроможденьям дней,

Хотя теперь не так легко мы дышим,

А наш маршрут всё круче и трудней.

 

Но, как и прежде, радует природа,

И солнце нас не перестало греть,

И что же там, за дальним поворотом,

Нам надо непременно посмотреть.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Снаружи и внутри

 

Я весь в морщинах. Утюгом не выгладить.

Хоть в зеркало совсем уж не смотри.

Эх, если бы снаружи мог я выглядеть,

Каким себя я вижу изнутри!

 

 

 

 

 

 

Эльбрусская Дева.

(рассказ альпиниста)

 

В Приэльбрусье при штурме Эльбруса, Ушбы и Шхельды за период с 1929 по 2017 год пропали и никогда не были найдены 24 альпиниста.

 

Легенду об Эльбрусской Деве

я слышал много лет назад,

в биваке* на Белалакае*

её инструктор рассказал:

«Случается, что альпинисту

на скалах горной высоты

является внезапно Дева

необычайной красоты.

Она зовёт его и манит,

а в голосе её тоска,

но вдруг скрывается в тумане

и исчезает среди скал.

А он с тех пор как заколдован, з

забыв про осторожность, страх,

безумно рисковать готов он,

чтоб отыскать её в горах.

И ищет в диком лабиринте

из неприступных скал и льда,

но если вновь её увидит,

то сам исчезнет без следа».

 

Красавица Белалакая

в чалме из сонных облаков

манила властно вверх, сверкая

нарядным платьем ледников.

И в этой горной атмосфере,

сражённый дикой красотой,

я был почти готов поверить

таинственной легенде той.

Мир заслонили горы эти,

Москву, мой дом, мой институт,

я словно на другой планете,

и всё случиться может тут.

 

Я помню власть того рассказа,

и хоть тех мыслей не стыжусь,

но я к романтике Кавказа

теперь спокойней отношусь.

Легенда ведь и есть легенда.

и все они красиво врут.

Забава для интеллигента.

А альпинизм – тяжёлый труд.

За эти годы много было

и восхождений, и вершин,

и из того, о чём мечталось,

я всё почти уж совершил.

За годы многих восхождений

и поумнев, и поседев,

я видел много приключений,

но не встречал эльбрусских дев.

 

Шестой сезон хожу я в группе

надёжных, опытных ребят.

В таком составе нам доступен

сложнейших восхождений ряд:

Глеб, Саша, Пётр - все волгоградцы,

я и Андрей из Костромы,

с Андреем мы уж лет пятнадцать,

с ним вместе начинали мы.

Нас всех связала прочно дружба,

и с нею мы – хоть к чёрту в пасть!

Мы прошлым летом взяли Ушбу*,

гора-убийца* нам сдалась.

На это лето намечали

маршрут труднейший проложить,

на что немногие решались –

по Шхельде*траверс* совершить.

Договорились мы собраться

на базе «Шхельда»* в Адыл –Су,

туда с собою волгоградцы

всё снаряженье привезут.

Отличное для старта место.

Я всё в порядок приводил,

но за неделю до отъезда

вдруг в катастрофу угодил.

В металлолом разбил машину,

от многих травм едва дышал,

и не по Шхельдовским вершинам –

по койкам траверс совершал.

Андрей прислал мне SMS-ку:

«Нам трудно без тебя сейчас,

всё осложнилось очень резко,

но планы прежние у нас.»

А ниже странная приписка:

«Серёга, в трансе я хожу,

я встретил Деву. Видел близко.

Когда приедешь – расскажу».

Какую Деву? Что за бредни!

Что рассказать он хочет мне?

Гадаю как глупец последний.

А может это он о сне?

 

Я гипсом к койке был привязан,

но мысленно и всей душой

я был с друзьями на Кавказе,

я словно вместе с ними шёл,

и ждал известий с нетерпеньем,

переживал и плохо спал.

И вдруг приходит сообщенье:

«На траверсе Андрей пропал».

Пропал??? Но что же там случилось,

что даже не был найден он?

Лавина снежная скатилась,

и он под снегом погребён?

Сбит камнем? С крутизны сорвался,

там, где найти уж нелегко? 

В ловушку может быть попался

закрытых трещин ледников?

В кровати я без сна метался,

в дурном предчувствии, в тоске,

узнать хоть что-нибудь пытался,

но связи не было ни с кем.

И только дней через пятнадцать

я, свой мобильник истерзав,

смог наконец с Петром связаться,

и вот что он мне рассказал:

«Мы шли по гребню*, всё нормально.

Жандарм* дорогу преградил

стеной* почти-что вертикальной,

ещё с балконом* впереди.

Андрей сказал: «Мне не по нраву

препятствий этих ассорти,

нельзя ли как-то всё же справа

его по гребню обойти?

Ведь слева, вроде, только круча,

а в лоб его – не просто нам.

Исследуйте его получше,

а я взгляну, что справа там.»

Он вправо, мы вдоль стенки длинной

жандарма медленно прошли,

но ни обхода, ни камина*

нигде мы так и не нашли.

Вернулись. Ждём. А он как скрылся

за выступом скалы из глаз,

так до сих пор не возвратился.

Тревога охватила нас -

уж не случилось ли с ним что-то?

Пошли искать – вдруг он в беде?

Но там, за правым поворотом,

Андрея не было нигде.

Да, здесь пройти жандарма можно,

хотя обход опасен, крут.

Прошли. Вверху обзор хорош, но

Андрея не было и тут.

Что с ним случилось? Просто ступор!

Сорвался, пробуя обход?

Он мастер, а не «чайник»* глупый –

один на это не пойдёт.

 

Связались с базой. К нам на помощь

пошёл спасательный отряд,

ещё и несколько знакомых,

отличных опытных ребят.

Его искали две недели.

Был вертолёт из МЧС.

Всё что смогли мы осмотрели.

Бесследно наш Андрей исчез.

Бесплодный поиск прекратили.

Все двадцать восемь человек

вчера на базу возвратились.

Андрей остался там навек.»

 

Я не могу ни на мгновенье

его представить неживым.

И странное исчезновенье

всё не идёт из головы.

Да, альпинизм - он полон риска,

повсюду нас опасность ждёт,

но вот о Деве та приписка

мне всё покоя не даёт:

Он что-то видел? Сновиденье?

Как с этим связана беда?

Пропал – простое совпаденье?

Мне не узнать уж никогда.

 

* Пояснения терминов:

Бивак– место отдыха или ночлега альпинистов.

Белалакая – Гора в западной части главного хребта Большого Кавказа. Имеет две вершины: главную, высотой 3861 метр и малую, высотой 3740 метров. Восхождения на малую вершину относительно несложны, категория трудности 2А. Их обычно совершают начинающие альпинисты.

Ушба – в переводе со сванского означает “гора, приносящая несчастье”. Свое название получила из-за крутых косогоров и отвесных скал, делающих восхождение на неё чрезвычайно тру-ным и опасным. Гора находится в конце Шхельдинского ущелья Большого Кавказа. Имеет две вершины: Северная (4690 м) и Южная (4710). Категория трудности, в зависимости от маршрута, до 6А

Гора-убийца – так называют Ушбу альпинисты в связи с тем, что из-за трудности восхождения на неё люди нередко погибают. За период с 1929 по 2017 год при восхождении на Ушбу погибло 57 альпинистов.

Шхельда —горный массив в центральной части Большого Кавказа, в Приэльбрусье, к юго востоку от Эльбруса. Имеет 5 вершин (высота от 4200 до 4322 м), образующих форму короны. Сложнейшая для восхождений гора, категория трудности 5Б. Особенно сложен траверс по вершинам Шхельды.

Траверс — прохождение по гребню нескольких вершин, при этом путь спуска альпинистов не совпадает с путем их подъема.

«Шхельда» - альпинистская база в Приэльбрусье, в ущелье Адыл-Су.

Адыл-Су, ущелье - урочище реки в Приэльбрусье, имеющей одноименное название. Река берёт начало из ледника Джанкуат. Впадает в одну из самых крупных рек данного региона – Баксан. Длина реки составляет 12 км. В ущелье реки находятся альплагеря Адыл-Су, Шхельда, Эльбрус и Джан-Туган[3]. Отсюда воз-можно совершить восхождения на окрестные вершины: Шхельда, Ушба , Чатын, Уллукара, Бжедух, пик Щуровского и ряд других.(

Гребень - линия стыка противоположных склонов горы или хребта, выходящая на вершину.

Жандарм – возвышение, отдельно стоящая скала на гребне. Обычно обходится с или иной стороны.

Стена – склон или часть склона крутизной более 60°.

Балкон - выступающая часть скалы, нависающая над основным склоном.

Камин - вертикальная, свыше 60° крутизной трещина в скале, по которой можно передвигаться на распорах.

«Чайник» - так называют новичков, начинающих неопытнх альпинистов.

 

 

Прогресс

 

Век двадцать первый. Нам теперь видней,

Как нужно жить в эпоху демократий –

И женщины становятся стройней,

Мужчины же, наоборот, пузатей.